— Мы держим слово, сударь, — поспешил заверить главарь.
Герцог наконец отпустил руки своего поверженного противника, который тихо застонал и, казалось, совсем не торопился подниматься. Ножи выпали у него из рук, так как он не смог их держать.
Герцог прошел через всю комнату и взял с пола свои сапоги. Селина ждала его, держа в руках его пиджак и рубашку, и он обнял ее за плечи.
Они последовали за главарем, который, сняв со стены подсвечник, провел их наверх по шаткой лестнице с обвалившимися перилами. Как отметил герцог, это была единственная неразрушенная комната во всем здании. Он подумал, что, вероятно, это была главная спальня. Из двух плотно забитых окон комнаты одно, должно быть, выходило на долину, живописно простиравшуюся внизу, а другое — на дорогу, идущую по склону холма.
Пол был грязный, но достаточно прочный. Комната была совершенно пустой, и главарь поставил подсвечник на то, что осталось от старинного камина. Должно быть, его разбили нарочно, и теперь он мог служить только в качестве полки, на которую можно было поставить подсвечник.
— Вам скажут, сударь, когда гонец вернется, — сказал главарь, закрыл за собой дверь и запер ее на замок.
Этот звук вывел Селину из оцепенения, которым она была охвачена во все время поединка. Теперь она повернулась к герцогу и спрятала лицо на его плече, но тотчас же вспомнила, что он ранен, и быстро отпрянула.
Девушка огляделась вокруг, как бы пытаясь найти, куда положить его одежду, и в конце концов положила ее на пол.
— У вас на руке кровь, — заметила она. — Я перевяжу вам рану.
— Это царапина, — успокоил ее герцог.
— Но она может стать очень опасной, если грязь попадет внутрь.
Селина вынула из кармана носовой платок.
Взглянув на след от ножа на руке герцога, девушка вскрикнула от ужаса. Рана оказалась гораздо глубже, чем она предполагала, и кровь все сильнее текла по его руке темно-красной струйкой.
— У меня в кармане пиджака носовой платок, — сказал герцог.
Селина вынула платок, затем, положив на рану свой, завязала руку герцога его платком.
— Боюсь, это мало поможет, — тихо произнесла она, — разве что защитит рану от грязи. Будем надеяться, что нож был чистым.
— Я достаточно здоров, — сказал герцог, — и рана заживет быстро.
Другая его рука была лишь слегка поцарапана. Однако Селина решила перевязать и ее. Подняв один из ножей и отвернувшись от герцога, она отрезала полоску от белой муслиновой нижней юбки, которую мадам Франсуаза прислала на виллу всего лишь за двадцать минут до того, как они отправились на прогулку.
Она, конечно, не могла не понимать, что использовать столь элегантную вещь для перевязки — непозволительная роскошь, но что, в конце концов, было сейчас важнее?