- Н-на... это так, - в раздумье протянул старик и почавкал беззубым ртом. - А вот тоже хороши караковые коньки у Викентия Сироты... И подвести легко...
- У Викентия... да, оно, конечно... - нерешительно согласился Бузыга. Викентий, это верно... Только, знаешь, Козел, жалко мне Викентия обижать. Небогатый он мужик и всегда такой ласковый... Сколько раз, бывало, голова трещит, как котел, - скажешь ему: "Опохмели, Викентий", - сейчас постарается. Нет, жаль мне Викентия...
- Ерунда! Никого не жаль, - злобно сказал Аким Шпак.
- Нет, Викентия ты оставь, - твердо приказал Бузыга. - Говори других.
- Кто же еще? Микола Грач разве?
- Микола Грач, это - другой табак. Только хитрый, дьявол. Ну, да все одно - Грача будем помнить на всякий случай.
- Можно еще Андрееву кобылу подвести, белую. Ничего кобылка...
- К черту белую! - сердито воскликнул Бузыга. - И стара, и волосы везде налезут. Первая примета... Помнишь, как Жгун с белой лошадью вляпался?.. Тес... Помолчи-ка, Козел, - махнул он рукой на старика. - Что это с нашим хлопчиком?
Василь корчился на земле, изо всех сил стараясь съежиться таким образом, чтобы в него как можно меньше проникала холодная болотная сырость. Зубы его громко стучали друг о друга.
- Что, хлопец, проняло тебя? - услышал он вдруг над своей головой густой голос, звучавший с непривычной мягкостью.
Мальчик открыл глаза и увидел склонившееся над ним большое лицо Бузыги.
- Постой-ка, я тебя укрою, - говорил конокрад, снимая с себя пиджак. Что же ты раньше-то не сказал, дурной, что тебе холодно? Повернись трошки... Вот так...
Бузыга заботливо подтыкал полы пиджака под бока мальчику, а сам сел подле него и положил ему на плечо свою широкую, тяжелую руку. Чувство невыразимого удовольствия и благодарности задрожало у Василя в груди, волной подкатилось к горлу и защипало глаза. Пиджак был большой и очень толстый, еще теплый от тела Бузыги и пахнувший запахом здорового пота и махорки. Мальчик быстро стал согреваться под ним. Съежившись в комочек и плотно зажмурив глаза, он ощупью отыскал большую, приятно тяжелую руку Бузыги и ласково прикоснулся к ней кончиками пальцев. И уже опять в его затуманившемся сознании побежала через темный лес белая длинная дорога.
Он заснул так крепко, что ему показалось, будто он только на миг закрыл глаза и тотчас же открыл их. Но когда открыл их, то повсюду уже был разлит тонкий, неверный полусвет, в котором кусты и деревья выделялись серыми, холодными пятнами. Ветер усилился. По-прежнему нагибались верхушки лозняка и раскачивались старые ветлы, но в этом уже не было ничего тревожного и страшного. Над рекой поднялся туман. Разорванными косыми клочьями, наклоненными в одну и ту же сторону, он быстро несся по воде, дыша сыростью.