Извозчика, где взять извозчика? На пустынной улице не было видно ни одного экипажа. Тогда он бросился бежать как сумасшедший. Вдруг он заметил фонари фиакра[47]. Он вскочил в него, сунул кучеру в руку двадцать франков и крикнул ему:
— На Лионский вокзал, скорей, скорей, скорей!
Кучер удивленно взглянул на золотой, энергично выругался и стегнул свою клячу. Пьер де Клерси топал ногами от тревоги и нетерпения. На повороте лошадь чуть было не упала. Дальше фиакр зацепился о ломовую подводу. Наконец появился Лионский вокзал, со своими освещенными часами. Пьер зажмурил глаза, чтобы не видеть, сколько они показывают. Им владел только образ Ромэны. Она еще здесь, наверное. Надо, чтобы она была еще здесь, он этого хочет. К нему вдруг вернулось все его хладнокровие. О, он не набросится на Ромэну; он не возобновит сегодняшней борьбы. Нет, он подойдет к ней спокойно, молча. Он возьмет ее за руку, он заглянет ей в глаза, так глубоко, так повелительно, что она не сможет противиться его воле и склонит голову в знак покорности.
Говоря себе это, он сошел с фиакра и направился к автомату с перонными билетами. Механизм проскрипел. Пьер, с билетом в руке, спокойно спросил служащего, где поезд на Рим. Из ответа служащего он запомнил: на одиннадцатом пути. Он ускорил шаг. Одиннадцатый путь был пуст. Железнодорожник у столба менял таблицу с часом отхода. Поезд на Рим ушел…
Вместо отчаяния, которое должно было бы его охватить, Пьер де Клерси ощущал лишь невыразимое облегчение… Он чувствовал себя как человек, который благодаря случайности вдруг освободился от непосильной задачи. Что через несколько часов он может, если хочет, погнаться за Ромэной, поехать за ней в Рим, настигнуть ее в бегстве, это ему не приходило в голову. На этот раз он мирился с судьбой: против нее он не пойдет. Он признал, что он трус, и в этой трусости находил удовольствие. Она давала ему своего рода спокойствие, и он эгоистически им наслаждался. А потом, у него была его любовь к Ромэне. Теперь, когда она далеко, когда она для него потеряна, когда он ее, быть может, никогда больше не увидит, он может мечтать о ней как угодно, распоряжаться своими воспоминаниями. Он освободится от действительности, как освободился от этой жажды действия, которая была великой мечтой его юности. Теперь он займет место в ряду смирившихся и лишних, рядом со своим братом Андрэ, застывшим в надменной печали, и месье Клаврэ, воображаемым путешественником. Он будет с теми, чья жизнь не удалась. Сколько есть таких среди всех этих людей, которые суетятся вокруг него, толпятся у касс, толкаются в ненужной спешке, стараясь внушить самим себе, что жизнь — важное дело!