Теперь можно было не торопиться. Времени у него было достаточно. Он заслужил право насладиться своим торжеством. Медленными шагами он несколько раз прошелся по комнате. Он поправил раму на стене, потом начал раздеваться. Он надел ночной костюм. Никогда еще он не ощущал такой свободы, такого спокойствия. Он даже перестал думать о том, что ему предстояло совершить. Он чувствовал, что искупил свою слабость, чувствовал себя наконец хозяином своей воли и своей жизни.
Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, какой ценой он покупал эту уверенность и эту гордость. Что за странный механизм — человеческая душа! Он, который отступил перед рассерженным взглядом женщины, был тверд перед лицом смерти. Ничего не скажешь, это называется мужеством. Он храбр. Он почувствовал к себе уважение…
Чтобы еще более убедиться в этом самоуважении, он подошел к шкафчику, стоявшему в углу комнаты, и открыл его. Из лежавшего там бумажника он вынул фотографию. На ней предстал его глазам силуэт Ромэны Мирмо. Ромэна подарила ее ему как-то в Аржимоне. Пьер де Клерси внимательно посмотрел на нее. Он не ощутил ни волнения, ни сожаления. Потом он подумал о своем брате Андрэ, о месье Клаврэ. Глаза его остались сухи и сердце безучастно. Ромэна, Андрэ, месье Клаврэ, все это было прошлое, все это была жизнь, а жизнь перестала его интересовать. Для него была важна только смерть, потому что через несколько мгновений его уже не будет… Да, он умрет, умрет, чтобы сравняться с тем, чем он всегда мечтал быть, чтобы оправдаться в собственных глазах, а не из бахвальства, не из тщеславия, что называется — для райка; умрет одиноким героем неведомой драмы, умрет в честь самого себя.
Он лег на кровать и погасил электричество.
Ему казалось, что кругом стоит необычайная тишина. Он приложил револьвер к виску и стал наблюдать за собой, выжидая хоть малейшего признака страха. Нет, он не ошибся, он храбр! Он улыбнулся себе в темноте, потом отложил оружие. Ему оставалось только сосчитать до десяти. Тогда он нажмет спуск, и все будет кончено.