И не получила ни одного ответа. Наверное, после стольких лет мне и не следовало ни на что рассчитывать. Семьи разрастаются и переезжают, жизнь продолжается. Не следовало ожидать, что люди будут жить по одному и тому же адресу десятки лет. Не следовало ожидать, будто кто-то что-то знает о Дэйви и что смогу таким образом излечить свое сердце.
Эти долгие недели ожидания я провела, бродя по Лондону. Я побывала везде, где мы гуляли вместе, остановилась на каждом перекрестке, где останавливался он, чтобы поцеловать меня, провела рукой по всем перилам, которых касалась его рука. Я тебе рассказывала о том Рождестве, что встречала в Эдинбурге с Крисси? Мы с Дэйви тогда вышли оба в полночь на улицу, чтобы почувствовать друг друга через сотни миль. Я думала, что если побываю в Лондоне в правильных местах, то опять смогу почувствовать Дэйви: его дыхание на моем лице, его голос в моем ухе, его руку в моей ладони. Думала, что смогу найти те моменты и ухватить их пальцами.
Но Лондон уже не тот город, где я отдала свое сердце. Это город, готовый к осаде. Все немного мрачнее, немного серее. Витрины магазинов, к которым мы прижимались, уставлены консервами и противогазами. Арки, под которыми мы целовались, завалены мешками с песком. Это город, заполненный людьми в форме. Война тут повсюду.
Был один момент, когда я вышла из гостиницы и — клянусь — увидела его на другой стороне улицы, стоящего на ступенях церкви Всех Святых. Но мимо прошел автобус, разделив нас на мгновение, и все исчезло. Даже здесь ничего, кроме призраков.
Махэр, в Лондоне нет ни намека на Дэйви. Больше нет. Нет даже в нашем бывшем номере в «Лэнгхэме». Думала, что если я буду жить там, где жили мы вместе, то притяну его к себе. Надеялась, разослав письма, получить какие-то ответы. Мечтала, что наконец-то узнаю, что случилось с моим американцем.
Я устала. Мне кажется, что половина моей жизни прошла в ожидании, и я не знаю, сколько еще это сможет продолжаться. У меня нет больше сил.
Останусь в «Лэнгхэме» еще на неделю, чтобы убедиться, что писем нет, а потом отправлюсь обратно в Эдинбург, где опять запрячу свои воспоминания в стену и продолжу ожидание. Как можно жить иначе, я не знаю. Как же я соскучилась по моей Маргарет.
С любовью,
9 сентября 1940 года
Мэйзи!
Твоя мама связывалась с тобой? Прошу тебя, скажи, что она нашлась и здорова!
Как только я услышал новости о бомбардировках Лондона, то сразу же подумал о ней. Надеюсь, она уже уехала оттуда. В тех репортажах, что я читал, не говорится ни о том, сколько там было самолетов, ни о том, сколько зданий разрушено. Сотни? Тысячи? Но говорят, что город все еще в огне. Немцы называют это «блиц».