Целую неделю я тайком пробиралась по вечерам в школу, чтобы воспользоваться печатной машинкой директрисы. И стучала одним пальцем по клавишам до тех пор, пока не набрала стопку стихов, подходящих для отправки. Остальное, как говорится, история! Поверишь ли, мне было всего семнадцать лет. Мой издатель проявлял по отношению ко мне и моему уединению удивительное терпение, а вчера прислал совершенно неожиданное письмо. Много раз он просил у меня фотографию, чтобы поместить в одной из книг. Наконец сказал, что коли у меня нет снимков, то он пришлет ко мне фотографа! Сейчас я жду окончательного подтверждения, но, скорее всего, этот фотограф будет здесь спустя пару недель. Дэйви, не могу передать, как я нервничаю! Меня еще ни разу не фотографировали. Я никогда не видела себя глазами другого человека (в данном случае — через линзы). Понятия не имею, что надеть. Нельзя, чтобы первый и единственный фотопортрет Элспет Данн разочаровал читателей.
В какой-то момент тебе придется принять решение относительно свадьбы, мой дорогой. Ты должен определиться, хочешь ли оказаться на отплывающем судне или предпочтешь остаться на твердой земле и помахать вслед парому рукой. Я знаю, ты не из тех людей, кого устраивает роль наблюдателя, но, может, это не твой корабль. Может, он плывет не туда, куда ты хотел бы попасть. Ты примешь верное решение. Думаю, ты уже знаешь, каким оно будет.
Чикаго, Иллинойс, США
9 мая 1915 года
Дорогая Сью!
Как я понял из твоего письма, у тебя все неплохо, несмотря на отсутствие информации с фронта. Кто знает, может, я смогу доставлять тебе самые свежие новости прямо с места событий — если Вильсон наконец уступит. После «Лузитании» у нас все жаждут немецкой крови. На том корабле погибло двенадцать сотен людей, не имевших никакого отношения к войне. Как ты выразилась в одном из первых писем? В Штатах все разбойники и ковбои, так что кайзеру не поздоровится, когда мы до него доберемся.
Учебный год подходит к концу, и я надеюсь, ученики покинут класс слегка поумневшими. Многие все еще отмахиваются от войны как от проблемы Европы, но немало школьников понимают: это куда более масштабное явление. Канули в Лету дни, когда наши государства были изолированы друг от друга. Идет уже двадцатый век. Что касается одной страны — касается всех нас. Теперь мои ученики видят: мир достоин того, чтобы за него сражаться.
Ты и вправду в семнадцать лет была настолько отважной, что решилась представить на суд широкого мира свои стихи? Сью, ты удивительная! И если ты не против моих математических подсчетов, гораздо моложе, чем я мог предположить о столь зрелом поэте. Тебе было семнадцать, когда ты начала публиковаться, значит, судя по дате на первой твоей книге, сейчас тебе двадцать семь. Ты любишь поддразнивать меня из-за моей молодости, но между нами всего четыре года разницы.