Он нервно провел рукой по своим вьющимся волосам.
— А твоя сестра — она бы продала компанию?
— Сначала, по условию завещания, Лавиния должна была бы десять лет руководить компанией. А потом… потом она продала бы ее тому, кто предложит лучшую цену, и ей без разницы, кому именно. Но, чтобы это сделать, ей пришлось бы вернуться на родину, где ее тут же арестовали бы. И правильно бы сделали после всего, что она натворила.
— Адам, — мягко спросила я, — а если бы ты прыгнул с моста, если бы это все же случилось, что стало бы с компанией?
— Если б я прыгнул, Кристина, то мне не пришлось бы волноваться обо всей этой гребаной лабуде, в этом-то все и дело, черт подери.
Он бросил на стол деньги, встал и вышел из ресторана.
Я сидела напротив отца в его офисе. Он как-то неопределенно смотрел на меня и молчал. Потом попросил:
— Ты бы не могла повторить еще раз?
— Что именно?
— Все.
— Папа, да я уже десять минут тебе это втолковываю!
— Да, именно так. Ты говоришь, говоришь — слишком длинно, слишком утомительно, мое внимание рассеивается. И, кстати, не могла бы ты заодно объяснить, почему у нас в саду валяются разбитые яйца?
Я сделала глубокий вдох, закрыла глаза и потерла переносицу, чтобы успокоиться.
— Это входит в его терапию.
— Но ты же не психотерапевт.
— Да, я знаю, — сердито кивнула я.
— Так почему же он не пойдет к настоящему специалисту?
— Я его просила, он не хочет.
Папа помолчал и наконец стал серьезен.
— Ты взяла на себя большую ответственность, Кристина.
— Да. Но, при всем уважении, я пришла сюда не для того, чтобы мне читали лекции о том, что я должна и чего не должна делать по отношению к тому, кому я пытаюсь помочь. Пожалуйста, давай вернемся к теме нашего разговора.
— Вот я и думаю — что же это за тема?
— Пап, перестань ее бесить, — предупредила его Бренда откуда-то из дальнего угла.
Я обернулась и увидела, что обе мои сестры, оказывается, незаметно проскользнули в комнату.
— В этой семье секретов нет? — сердито спросила я.
— Конечно нет, — подтвердила Адриана и уселась рядом с нами. Тут же подошла и Бренда.
— Кристина, дорогой мой ребенок, — начал папа, нежно взяв меня за руки. — Ты знаешь, что, когда я покину свою фирму и этот мир, я не оставлю тебя у кормила власти. Фирмы, не мира. — Он заглянул мне в глаза. — Я беспокоюсь о тебе. Ты всегда была из тех, кто думает, а мы с твоими сестрами — из тех, кто действует. Но в последнее время ты чрезвычайно много действуешь и совсем мало думаешь.
Я вздохнула.
— Папа, ты утерял нить. Мы говорим не обо мне. И я знаю, что мне не придется возглавить твою фирму.