– Как я должен вас называть?
– Папийон.
– Хорошо, месье Папийон. Надо углубиться в буш и обойти Куру стороной. Ручаюсь, что доведу вас до Инини через лес.
– Я тебе доверяю. Веди меня самой верной дорогой, как ты считаешь.
По лесу идем медленнее. Я почувствовал, что, как только мы сошли с тропинки, негр пришел в себя и расслабился: меньше потеет и с лица спала напряженность.
Похоже, он совсем успокоился.
– Мне кажется, Жан, ты сейчас уже меньше боишься.
– Да, месье Папийон. Идти рядом с тропкой и для вас, и для меня очень опасно.
Продвигаемся быстрее. Этот черный не лишен сообразительности: больше чем на три-четыре метра от меня не отрывается.
– Стой. Надо закурить.
– Вот вам пачка сигарет.
– Спасибо, Жан. Хороший ты парень!
– Я хороший, это правда. Видите ли, я католик. Я очень страдаю, когда вижу, как белые надзиратели обращаются с каторжниками.
– Ты видел? И много раз? А где?
– В Куру, в лагере лесорубов. Такая жалость, когда видишь, как они медленно умирают на прожорливом лесоповале. И от лихорадки, и от дизентерии. На островах все-таки лучше. Впервые вижу такого здорового заключенного, как вы.
– Да, на островах лучше.
Присели отдохнуть под большой ветвью дерева. Я предложил ему банку молока. Он отказался и попросил немного кокосовых орехов.
– У тебя жена молодая?
– Да. Ей тридцать два. А мне сорок. У нас пятеро детей: три девочки и два мальчика.
– А как заработки? Хватает на жизнь?
– На заготовке ценной древесины можно неплохо продержаться. Моя жена стирает и гладит для надзирателей. Это тоже какая-то помощь. Мы очень бедны. Правда, еды хватает на всех. Дети учатся в школе. И обувка у них есть.
Бедняга полагает, что если у его детей есть башмаки, то все идет прекрасно. Мы с ним почти одного роста, в его черной физиономии я не вижу ничего неприятного. Напротив, глаза полны смысла и понимания, что делает ему честь. Здоров, хороший работник, отец семейства, прекрасный муж, добрый христианин.
– А вы, Папийон?
– Я, Жан, хочу начать новую жизнь. Десять лет я был погребен заживо, поэтому бежал снова и снова, чтобы однажды стать, как и ты, свободным, обзавестись семьей, иметь жену и детей и никому даже в мыслях не делать зла. Ты же сам говоришь, что каторга – гиблое место, и человек, если он себя уважает, должен вырваться из этой грязи.
– Я вам помогу и не выдам. Идемте.
У Жана замечательное чувство ориентации. По пути он нигде не задерживался и благополучно вывел меня прямо к месту. Мы прибыли уже затемно; прошло два часа, как наступила ночь. Издалека доносился приглушенный шум, но огней не было видно. Жан пояснил, что придется обойти один или два наружных поста, чтобы наверняка подобраться к лагерю. Мы решили заночевать.