На мгновение Нерине показалось, что дядя послушает ее. Он словно замешкался на секунду, но затем снова свирепо закричал:
— Какое, к дьяволу, имеет значение, кого она любит! Она сделает так, как ей сказано. И если ты будешь настраивать ее против меня, клянусь, тебе же будет хуже.
Его лицо вновь побагровело; он выплевывал слова с такой яростью, что все его тело тряслось.
Нерина поняла, что ей больше нечего сказать, чтобы убедить его, и она умолкла. Глаза лорда Кардона сузились.
— Вопрос решен, — произнес он совсем другим тоном, — а теперь давай поговорим о тебе, дорогая племянница. Может быть, ты соизволишь объяснить мне, почему ты вернулась сюда без предупреждения и, полагаю, без рекомендации твоего последнего нанимателя.
К собственному удивлению, Нерина не ощутила ни учащенного сердцебиения, ни внезапной тошноты — тех признаков страха, которые она раньше всегда испытывала, когда дядя издевался над ней. Теперь она спокойно ответила:
— Вы знаете, почему я вернулась, дядя. Думаю, если вы честны, вы не можете не удивляться, что меня не было так долго.
На мгновение его глаза забегали, и Нерина поняла, что попала в самую точку. Значит, это было правдой: отправляя Нерину в дом маркиза Дроксборо, дядя прекрасно знал, что ее там ожидает, представлял, что ей придется пережить. Ему хотелось, чтобы это произошло, он надеялся на это, ему была приятна сама мысль о ее страданиях.
— О чем ты говоришь? — спросил лорд Кардон, и Нерина поняла, что впервые ей удалось пробить броню его самодовольства.
— Вы знали, что собой представляет лорд Дроксборо, — сказала она, — и вы отправили меня, абсолютно беззащитную девушку, жить под одной крышей с ним. Может быть, я и нищая, никому не нужная сирота, но все же я ваша племянница, дочь вашего единственного брата.
— Ты еще и дочь своей матери, актриски, которой удалось заманить в свои сети юношу, даже не успевшего окончить Оксфорд, — усмехнулся лорд Кардон.
— Вы прекрасно знаете, что она была не актрис кой, а певицей, и притом благородного происхождения. Она и мой отец полюбили друг друга и были счастливы в течение одиннадцати лет. Ради него она оставила свою карьеру. Она была порядочной женщиной; более порядочной, чем большинство известных вам людей из высшего общества. И все же из-за каких-то снобистских предрассудков вы решили заклеймить меня позором. Что ж, пожалуйста, продолжайте наказывать меня за то, что мои родители осмелились любить и быть счастливы. Им было все равно, что думали и говорили о них окружающие. Но будьте хотя бы честны и признайтесь, что преследовали меня с самого детства. Вы хотели видеть меня опозоренной, соблазненной, безнравственной, чуть ли не потаскухой. Поэтому вы и отправили меня гувернанткой к ребенку маркиза Дроксборо, отправили намеренно. Что ж, вы снова будете разочарованы: меня не соблазнили, я вернулась такой же, как уехала, но я усвоила одно: все мужчины — подлецы. Вы все одинаковы, все до единого. Всем вам нужно от женщины только одно.