- Димитрий?
Послушно подойдя к опальному черноряснику, царевич медленно провел рукой вдоль его тела, затем сказал, как плюнул:
- Сядь.
И не обращая никакого внимания на явственое напряжение и даже опаску отставного духовника, возложил на его голову руки. Немного их передвинул, затем еще - и на краткое время застыл в полной недвижимости. Затем глубоко вздохнул и вернулся на свое место, напоследок одарив Агапия весьма красноречивым взглядом. Примерно таким же рачительный хозяин смотрит на дохлую крысу, обнаружившуюся вдруг на его подворье.
- Он здоров, владыко.
- Спаси тебя Бог, отроче.
Уже ничему не удивляющиеся митрополичьи бояре сноровисто уволокли не верящего своему счастью монашка прочь из покоев, а сам архипастырь, внимательно поглядев на великого государя, задал наиболее интересующий его вопрос:
- Димитрий, скажи мне, что значат твои слова про... Гхм, наказание огненное для темной души?
Вместо ответа десятилетний отрок с явственным вопросом покосился на своего отца. Тот медленно кивнул, разрешая:
- То мне неведомо, владыко. Лишь знаю, что такое дано.
- Гхе-кха. А что за души такие? Продавшиеся нечистому?
- И это мне неведомо, владыко.
Макарий, пытливо поглядев в глаза царевича, отступился до времени, и разочарованный, и успокоенный одновременно.
- М-да, понятно, что ничего не понятно... А вот насчет того, чтобы скреплять клятвы. Это как?
В этот раз мальчик на отца оглядываться не стал, довольно равнодушно ответив:
- Если во время крестоцеловальной клятвы крест будет в моих руках, то отринувший присягу заплатит за то жизнью, или долгими муками.
Судя по взглядам взрослых, которыми они обменялись, головы у них уже шли кругом, и спрашивать что-то еще они попросту опасались. Переварить бы то, что уже услышали!.. Впрочем, царственный отец хотя и слушал сына более чем внимательно, но раздумывал явно над другим, время от времени с силой сжимая резные подлокотники креслица или теребя кончик рыжеватой бороды.
- Хорошо, Митя. Возвращайся к своим занятиям.
Поправив чуть-чуть перекосившуюся тафью на сыне и ласково поцеловав в щеку, царь проводил его до выхода из светлицы. Вернулся, тяжело осел на свое место и уставился на вернейшего из сподвижников и мудрейшего из соратников. Того, кто наставлял и утешал когда-то его самого, посильно ограждая от множества обид, чинимых сироте властными опекунами. Не раз находившего правильные слова и своевременный совет... Им многое предстояло обсудить.
***
- Говори.
Дьяк, официально приставленный к наследнику дабы облекать все его желания в правильные и доходчивые словеса для мастеровых людишек (а неофициально - глядеть, внимать и запоминать), послушно склонился, одновременно снимая обвязку с небольшого свитка: