– Хорошее слово! – искренне восхитился Костя.
Авалиани тут же налил водки, сказал что-то длинное, со звоном чокнулся о Костину рюмку.
– Ты понял? – спросил Авалиани. – Это я сказал: победа тебе! Пусть ты всегда будешь победитель!
– Над кем победитель?
– Над кем захочешь. Везде тебе пусть победа! На службе победа – чтобы скорей начальником стал, у друзей тебе победа – чтоб первым среди них был! Денег захочешь много – пускай тебе тут победа. Девушку полюбишь, захочешь, чтоб женой была, – и тут пускай тебе победа… Везде победа!
Графинчик был уже опорожнен.
– Эй, кацо! – закричал Авалиани, подзывая официанта. – Ты нам мало принес!
Графинчик совершил недолгое путешествие к буфетной стойке и снова вернулся на стол, наполненный по горлышко.
Авалиани даже не порозовел от водки.
Он сидел прямо напротив Кости, за ним было удобно наблюдать, но наблюдать было решительно нечего; Авалиани вел себя как самый обыкновенный, банальный кутила, дорвавшийся до выпивки и застольной болтовни: без умолку молол, что приходило в голову, подливал Косте в рюмку, чокался, заставлял пить и пил сам, каждый раз произнося какой-нибудь замысловатый тост.
Костя чувствовал, что водка его уже забирает.
«Стоп!» – сказал он себе.
Следующую рюмку он просто пригубил и потом только приподнимал ее, но уже не пил, предоставив это одному Авалиани.
А тот, видать по всему, выпивоха был изрядный.
Но все-таки и его проняло. Глаза его сузились, как-то странно, на азиатский манер, скосились, блеск их стал лихорадочным, лоб взмок. Задев рукавом, он едва не свалил на пол графин.
В это время он изображал льва Цезаря, который, хотя и научен разным штукам, но все равно – как был, так и есть первобытный зверь. Когда его, подлую сволочь, привезли, он ни с того ни с сего изловчился хватить Авалиани сквозь прутья лапой. Слава богу, только порвал рубаху, а будь расстояние хоть на вершок ближе, наверное, не пришлось бы сидеть сейчас за этим столом…
Авалиани скрючил наподобие когтей пальцы и, подражая львиному рычанию, поцарапал себя по груди и боку, показывая, как Цезарь рвал на нем одежду.
– …а она, – нет, ты панымаишь, стерва какая! – в страшном возмущении скрипнул он зубами, разумея под стервой фрау Коплих. – Она только смеяться начала! Ви, говорит, должно быть, баня не ходиль, водка многа пиль? Мой Цезарь не любит, когда баня давно не ходят и водка многа пьют! Ви, говорит, должно быть, не совсем культурни шелёвек, а Цезарь приехать из Европа!
Скрипя зубами, дергаясь от гнева лицом, Авалиани далее представил, какие слова выслушала от него фрау в ответ на такую свою наглость.