— Вот не знала, надо же, какие странные вещи творятся у вас в Варшаве. Но я все равно не понимаю, откуда известно, что это улица Винни-Пуха?
— По всем стенам написано, вот и известно. А у домов с номерами — Варецкая.
— Знаешь, я не помню… кажется, тоже слышала. Я хочу сказать — слышала номер квартиры. Даже какой по счету подъезд… Где же он сейчас, этот Ступеньский?
— Не имею понятия. Возможно, и не в Варшаве вовсе, а, например, в Лодзи.
— Да уж не пропадет, отыщется. А он тебе зачем?
— Мне он ни к чему. Наоборот, я бы не хотела с ним столкнуться. Мне нужна Эва Марш.
— Зачем?
— Трудно сказать. Она мне для разных вещей нужна. Да всего.
Мартуся не стала допытываться, тут же перестроилась на профессиональные рельсы:
— Знаешь, что они сделали с тем ее сценарием? Ни в жизнь не догадаешься! Там были восхитительные сцены, просто потрясающие, а сняли что? Растянутое, как кишки не пойми кого. Одно заменено другим. Вместо свежей рыбы — сюрреалистические сиськи продавщицы! И больше ничего. И это выдается как величайшее достижение современности! Удачный прием! Тьфу, при одном воспоминании тошнит!
— Это такое новое направление, — поучающе заметила я. — Ну вот как в «Огнем и мечом» вместо фляги знаменитого выпивохи пана Заглобы нам показывают бюст трактирной девки. Знаковые символы заменяются зрительными.
— Что?!
— Ничего. Женджян в полузабытьи таращит глаза и оживает при виде такого.
— А диалоги в ее экранизации хуже рекламного бреда. Клянусь, я давно такого не видела. А может, и никогда!
Тут вдруг мне многое стало понятным.
— Кто это делал?
— А, один восходящий гений, Юлиуш Заморский, кто-то его силой нам навязал. Разумеется, кто-то из варшавских. С большими амбициями мальчик…
— А чем он занимался до сих пор?
— В муках породил пять или шесть фильмов, стругает их из старых детективов, переделывает по своему вкусу, и получается у него… ну как у Агаты Кристи в «Восточном экспрессе», когда Пуаро появляется в виде огромной снежной бабы с ноутбуком. Про это иначе и не скажешь…
Тут вдруг в трубке раздался вой, дикий хохот, ужасающие стоны и хрип… Это Мартуся, не найдя подходящих слов, заменила их звуками, которые в экстазе издают певцы-любители на эстраде…
— Поняла? — донеслось до меня через какое-то время.
— О да! Теперь я начинаю почти все понимать, — подтвердила я.
Адам Островский настоятельно просил разрешения навестить меня. Я с радостью согласилась, без сожаления плюнув на запланированную работу, поскольку и мне тоже хотелось побеседовать с ним. По телефону он ни словом не намекнул на тему интервью, но я догадалась, о чем пойдет речь. Почему-то обычно мы с ним встречались там, где происходили какие-нибудь неприятности, и он никогда не имел возможности по-человечески записать все, что хотелось. В моем же доме обстановка спокойная, говори и записывай сколько хочешь.