Он помолчал, побагровев от своей филиппики, и уставился на нее с выражением, в котором обида была самым слабым ингредиентом из тех, что могли бы ей не понравиться. Однако она собралась с духом, стоя настороженно посреди комнаты, с легкой усмешкой, все увеличивающей дистанцию между ней и Тренором.
Из этого далека она сказала:
— Что за нелепость, Гас. Уже двенадцатый час, и я очень прошу вас вызвать экипаж.
Он не двинулся, набычившись, что уже стало внушать ей омерзение.
— А вот не вызову — что вы сделаете?
— Тогда я поднимусь к Джуди, если вы принуждаете меня побеспокоить ее.
Тренор подошел на шаг к ней и взял ее за локоть:
— Вот что, Лили, почему бы вам не согласиться уделить мне пять минут?
— Только не сегодня, Гас, вы…
— Отлично, тогда я сам уделю их себе, и сколько захочу.
Он завел себя до предела, руки его скрылись глубоко в карманах. Он кивнул на кресло у камина:
— Сядьте там, пожалуйста, я должен кое-что вам сказать.
Вспыльчивость Лили победила ее страх. Она выпрямилась и двинулась к двери.
— Если у вас есть что сказать мне, скажете это в другой раз. Я пойду к Джуди, или вы вызываете мне экипаж немедленно.
Он захохотал:
— Ради бога, вы можете подняться, милая, но Джуди там нет.
Лили взглянула на него тревожно.
— Вы хотите сказать, что Джуди нет в доме, нет в городе?! — воскликнула она.
— Именно это я и говорю, — ответил Тренор, его хвастливые интонации сменились угрюмыми под ее взглядом.
— Чепуха, я не верю вам. Я иду наверх, — сказала она нетерпеливо.
Он вдруг отошел в сторону, давая ей дойти до порога.
— Идите, кто ж возражает, но жена моя в Белломонте.
Лили на мгновение обрела уверенность.
— Она бы сообщила мне, если бы решила не встречаться.
— Она сообщила, она звонила утром, чтобы я вам передал.
— Но мне никто ничего не передал.
— Это я не передал.
Какое-то время они смотрели друг на друга. Но Лили все еще видела собеседника сквозь муть презрения, что исключало осмысленность любых соображений.
— Я не могу представить себе, зачем вы позволяете себе такие глупые шутки со мной, но если вы уже утолили ваше своеобразное чувство юмора, то я опять прошу вас вызвать мне экипаж.
Сказала — и тут же сама себя одернула: так говорить было нельзя. Чтобы быть ужаленным иронией, не обязательно ее понимать, и такие же злые прожилки на лице Тренора могли выступить, если бы она действительно отхлестала его.
— Вот что, Лили, не смейте разговаривать со мной таким властным тоном! — Он снова направился к двери, а она, инстинктивно отпрянув, позволила ему завладеть спасительным порогом. — Я действительно разыграл вас, признаю. Но если вы думаете, что мне стыдно, то вы ошибаетесь. Господь свидетель, я терпел достаточно, я ходил вокруг вас и выглядел идиотом. И это когда вы позволяли другим развлекаться с вами… позволяли им смеяться надо мной, смею сказать… я не очень остроумен и не умею выставлять друзей на посмешище, как вы… но я понимаю, когда смеются надо мной… я сразу понимаю, когда из меня делают дурака…