Из фольклора вышли и такие замечательные советские писатели, как Борис Шергин, Степан Писахов, Павел Бажов, открывшие новые, еще неизведанные пласты народной культуры. Борис Шергин и Степан Писахов — поморские узорочья языковых сокровищ Русского Севера, Павел Бажов — самоцветы рабочего фольклора Урала. После выхода «Малахитовой шкатулки» возникла целая «школа Бажова», развивающая традиции литературно-фольклорных сказов. Непосредственными преемниками Павла Бажова на Урале стали С. Власова, С. Черепанов, Иван Ермаков, Евгений Пермяк, на Алтае — Александр Мисюров, на Амуре — Дмитрий Нагишкин, в Оренбуржье — В. Пистоленко, в Поволжье — Михаил Кочнев. Почти одновременно с Павлом Бажовым к сказкам обратились Алексей Толстой и И. Соколов-Микитов, создав свои литературные обработки популярных сказочных сюжетов. В 50-е годы появились сказочные обработки Андрея Платонова, тоже ставшие продолжением традиций русской литературной сказки. А в поэзии и драматургии эти же традиции нашли отражение в пьесах-сказках Евгения Шварца, в стихотворных сказках К. Чуковского и С. Маршака, в сказках-поэмах И. Сельвинского и С. Наровчатова, в авторских сказках В. Катаева, К. Паустовского, В. Бианки, которые тоже связаны с использованием и переосмыслением фольклорных образов, тем и сюжетов.
От фольклора неотделимо творчество наших современников Василия Шукшина, Виктора Астафьева, Василия Белова, Валентина Распутина, Дмитрия Балашова, Владимира Личутина. И дело здесь не только в прямом использовании фольклорных образов, тем, сюжетов, хотя и этот традиционный путь еще далеко не исчерпан: «До третьих петухов» Василия Шукшина, «Бессмертный Кощей» Василия Белова — тому подтверждение. Дело в том, что литература продолжает открывать — через фольклор и благодаря фольклору — все новые животворные ключи народной культуры. А потому фольклор по-прежнему остается для литературы народознанием, народоведением (таково первичное значение самого понятия folk-lor: от английских слов «народ» и «знание»), а не просто одной из филологических дисциплин, изучение которой — крайне поверхностное — предусмотрено не всеми даже вузовскими программами.
Такова одна из закономерностей развития любой национальной литературы, что, собственно, и придает каждой из них черты неповторимости, самобытности. «Литература каждого народа, — подчеркивал великий армянский поэт Ованес Туманян, — развивается, приобретает своеобразие и утверждает себя благодаря народным легендам, творениям национального духа».
В каждой из национальных литератур есть не только свои Андерсены, но и свои Ушинские — выдающиеся педагоги-просветители, неизменно обращавшиеся к народному творчеству. Таким был Газарос Агаян, чьи сказки положили начало армянской литературе для детей. По образцу «Круга чтения» К. Д. Ушинского, «Новой Азбуки» и «Книг для чтения» Л. Н. Толстого создал «Киргизскую хрестоматию» казахский просветитель Ибрай Алтынсарин, включив в нее пословицы, поговорки, легенды и сказки. Сами «бродячие» сказочные сюжеты во многом способствовали взаимодействию литератур, выявлению общих черт в фольклоре разных стран и народов. Так, читая сказки молдавского писателя Йона Крянгэ «Данила Препеляк» и «Иван Турбинка», мы без труда узнаем знакомые образы и сюжеты русских солдатских и бытовых сказок, использованных И. Соколовым-Микитовым и Андреем Платоновым, а «Говорящая рыбка» Ованеса Туманяна, конечно же, каждому напомнит «Сказку о рыбаке и рыбке» Пушкина, как литовская сказка «Медвежья лапа» Пятраса Цвирки — подобные же обработки русских сказочных сюжетов К. Д. Ушинского и А. Н. Толстого. Эта фольклорная общность уже сама по себе разрушает миф о некой замкнутости национальных культур. Такой «замкнутости» никогда не было ни в те времена, когда Пушкин создавал «Сказку о золотом петушке» на основе арабских источников, а «Сказку о рыбаке и рыбке» — на основе померанской сказки из сборника братьев Гримм (в русских вариантах обычно действует не золотая рыбка, а липа или береза), ни в те времена, когда Владимир Даль в рассказе «Башкирская русалка» использовал башкирские предания о «чертовых» городищах и пещерах, ни в те времена, когда выдающийся латышский поэт Ян Райнис в 1915 году создал стихотворную драму «Илья Муромец» — по русским былинам, ни тем более в наши дни, когда литературные и фольклорные наследия стали общим достоянием, когда многонациональная советская литература основывается на достижениях всех национальных литератур народов СССР.