В комнате уже находились сэр Эндрю Фоуке, лорд Тони и лорд Гастингс, дружески приветствовавшие Сен-Жюста.
— А где же Блейкни? — спросил Арман, пожимая им руки.
— Здесь! — послышался громкий, приятный голос.
Арман, оглянувшись, увидел Блейкни, стоявшего в дверях комнаты.
Какой спокойный вид имел этот герой-человек! А ведь за его голову французское революционное правительство заплатило бы любую сумму. Происходило ли это от беспечности или от незнания грозившей ему опасности? Это не мог сказать даже его ближайший друг Эндрю Фоуке. Глядя на этого джентльмена в безукоризненно сшитом костюме, с дорогими кружевами у ворота и рукавов, с изящной табакеркой в одной руке и тонким батистовым платком в другой, никто не поверил бы, что это не пустой щеголь, а человек, способный на самые безумные поступки, вызывавшие в одной нации восторг, а в другой — жажду мщения.
Арман с радостью пожал Блейкни руку, чувствуя, однако, некоторое угрызение совести при воспоминании о том, как провел он сегодняшний день; ему даже показалось, что из-под полуопущенных век Блейкни устремил на него испытующий взор, от которого не могло укрыться, что в эту минуту происходило в душе молодого человека.
— Боюсь, я опоздал, — сказал Арман. — В темноте я сбился с дороги. Надеюсь, вы недолго меня ждали?
Все придвинули стулья к огню, кроме Блейкни, который предпочел остаться стоять.
— Дело касается дофина, — без всяких предисловий начал он.
Ни для кого это известие не было неожиданным, все об этом догадывались. Ради этого рискованного дела Эндрю Фоуке покинул свою молодую жену, а Сен-Жюст уже раньше заявлял свое право на участие в этом благородном деле. Уже более трех месяцев Блейкни не покидал Францию, постоянно перевозя спасенных им несчастных из Парижа, Нанта или Орлеана в приморские города, где их встречали его друзья. Теперь изящный щеголь сбросил свою светскую маску, и перед собравшимися стоял человек, спокойно смотревший в глаза смертельной опасности, не старавшийся ни преувеличить ее, ни уменьшить, желавший только строго взвесить то, что им предстояло совершить.
— Кажется, все готово, — продолжал Блейкни после небольшой паузы. — Чету Симон неожиданно удалили; я это узнал сегодня. Они перебираются из Тампля в воскресенье, девятнадцатого. По-видимому, это — самый удобный для нас день. Насколько я понимаю, нельзя заранее составить никакого плана; в самую последнюю минуту какая-нибудь случайность может указать нам, как действовать. Но от каждого из вас я ожидаю помощи, которая должна выразиться в беспрекословном повиновении моим указаниям; лишь при таком условии мы можем сколько-нибудь надеяться на успех. — Он несколько раз прошелся по комнате, останавливаясь перед висевшей на стене картой Парижа и его окрестностей. — Я думаю, лучше всего будет сделать так, — заговорил он снова, присев на край стола и глядя на товарищей, не сводивших с него взора. — Разумеется, я до воскресенья останусь здесь, поджидая удобного случая, когда мне можно будет всего безопаснее проникнуть в Тампль и захватить ребенка. Конечно, я постараюсь выбрать момент, когда Симон будет переезжать, уступая место своему преемнику. Одному Богу известно, — серьезно добавил он, — каким образом мне удастся добраться до дофина. В настоящую же минуту я об этом знаю столько же, сколько и вы все.