— Если вы оба так капризны, — сказал Блейкни, пожав плечами, — то можно одному нарядиться краснокожим, а другому — красильщиком. Один до конца дней своих останется ярко-красным, так как красная краска не отстает от кожи, а другому придется купаться в скипидаре, пока все разноцветные остатки не согласятся расстаться с ним. Во всяком случае… о, милый мой Тони!.. Что за запах!.. — И расхохотавшись, как школьник, замышляющий шалость, Блейкни поднес к носу надушенный носовой платок.
Гастингс громко фыркнул, но получил за это от Тони изрядный удар в бок.
Арман с удивлением смотрел на своих товарищей. Прожив уже больше года в Англии, он все еще не научился понимать англичан. Люди, которые готовились к делу, требовавшему беспримерного хладнокровия и вместе с тем безумной смелости, забавлялись шутками, достойными какого-нибудь подростка.
«Что подумал бы о них де Батц?» — невольно пришло ему в голову.
Между тем Фоуке и Дьюгерст, серьезно обдумав вопрос о переодевании, решили изобразить двух угольщиков и выбрали паспорта на имя Жана Лепти и Ахилла Гропьера.
— Положим, ты вовсе непохож на Ахиллеса, Тони, — в последний раз пошутил Блейкни.
— А теперь, — сказал сэр Эндрю, прямо переходя от шуток к делу, — скажи, Блейкни, где нам ждать тебя в воскресенье.
Рыцарь Алого Первоцвета встал и подошел к висевшей на стене карте; Фоуке и Тони последовали за ним.
— Вот видите, — заговорил Блейкни, водя по карте своим тонким пальцем, — здесь застава Ла-Виллетт. За ней, направо, к каналу ведет узкая улица. В конце ее вы и должны меня ждать. Завтра там будут разгружать уголь, и вы можете поупражнять свои мускулы в качестве поденщиков и, кстати, заявить себя по соседству добрыми, хотя и грязными, патриотами.
— Нам лучше всего сейчас же приняться за дело, — сказал Тони. — Я сегодня же прощусь с чистой рубашкой.
— И не на один день, милый мой Тони. Усердно поработав завтра днем, вы можете переночевать или в повозке, если уже достанете ее, или под арками моста через канал.
— Надеюсь, что и Гастингса ожидает такая же приятная перспектива, — с усмешкой вставил Тони, однако по его лицу было видно, что он счастлив, как школьник, собирающийся уезжать на каникулы.
Лорд Тони был настоящим сорвиголовой, и страсть к опасным приключениям пересиливала в нем, может быть, увлечение геройскими подвигами под руководством предводителя Лиги. Что касается Фоукса, то его мысли больше всего занимал маленький мученик Тампля, и это заглушало присущую каждому англичанину любовь к соревнованиям и приключениям.
Во избежание недоразумений сэр Эндрю еще раз повторил все указания Блейкни.