Он за белых, он их капитан. Он и мистер Гровер две самых больших крысы, что я встречал, хотя и миссис Гровер такая же. Она пытается быть, как мама, улыбаться все время, но гадит не хуже мистера Гровера. Они прячут хлеб на ночь, даже сэндвич не сделать, они уволили Джима, и все, что здесь можно достать, стоит 5 или 10 центов, и родители Робби вилкокса ему денег не оставили. Я скоро приеду, наверна в воскресене. Я очень скучаю, Кеннет, и по Винсенту скучаю, и по Фиби. Какого цвета у Фиби волосы? Спорю, что рыжего.
Твой
брат Холден Колфилд
Кеннет сложил письмо и конверт в задний карман. Подобрал гладкий рыжеватый камешек и принялся рассматривать, вертеть в руках, будто желая убедиться в его совершенстве. Потом сказал скорее камню, чем мне:
— Холден не умеет идти на уступки, — он с болью взглянул на меня. — Он все тот же ребенок и не идет ни на какие уступки. Если ему не понравился мистер Гровер, он не будет с ним в столовой петь, даже если знает: нужно лишь спеть, и его оставят в покое. Что с ним будет, Винсент?
— Думаю, он научится идти на уступки, — ответил я, но сам в это не поверил, и Кеннет видел меня насквозь.
Он сложил камешек в карман для часов и, приоткрыв рот, оглядел океан.
— Знаешь что? — начал Кеннет. — Если придется умереть или типа того, знаешь, что я буду делать?
Он не дождался ответа.
— Буду бродить тут, — сказал он, — Поброжу где-нибудь тут.
Его лицо стало торжествующим — так, как только его лицо умело; без намека на одержанную победу, без поисков ее признания. Океан ужасал. Он был полон шаров для боулинга. Кеннет встал с Камня-Умника, казалось, его что-то очень обрадовало. Тогда я заметил — он в настроении искупаться. Я не хотел отпускать его в эти шары.
Кеннет сбросил обувь и носки.
— Давай искупнемся, — сказал он.
— Ты пойдешь в шортах? — спросил я. — Замерзнешь на обратном пути. Солнце садится.
— У меня в машине под сидением запасные есть. Давай. Пошли.
— У тебя от мидий кишки завернутся.
— Я всего три штуки съел.
— Не надо. — Я хотел остановить его. Он снимал футболку и не услышал.
— Что? — спросил он, освободившись.
— Ничего. Давай недолго.
— Ты не пойдешь, что ли?
— Нет. Я без шапочки, — это его здорово рассмешило, он легонько меня толкнул.
— Давай, Винсент, пойдем.
— Иди. Терпеть уже не могу этот океан. Он полон шаров для боулинга.
Он не расслышал. Убежал по кромке пляжа. Я хотел схватить его, затащить в машину и немедленно уехать.
Закончив купаться, Кеннет стал выходить сам, я и заподозрить ничего не мог. Он по песчаной кашице прошел там, где вода касается щиколотки; он пробежал ту сухую часть кромки, на которой остаются еле заметные следы, я и заподозрить ничего не мог, лишь голова его была опущена. Он почти вышел на теплый пляж, и тут океан кинул в него последний шар для боулинга. Я во всю глотку прокричал его имя, бросился к нему со всех ног. Поднял, даже не взглянув на него; на трясущихся ногах добежал до машины. Посадил его и еще первые пару километров бывало немного притормаживал; после же совсем перестал.