3
Когда читаешь «Российского Вертера», прежде всего поражаешься его близостью… к «Герою нашего времени». Будто Лермонтов взял повесть Сушкова за основу своего романа. Не о сюжете, конечно, идет речь, но о лобовом намерении обличить современное автору общество. Правда, с одной очень существенной разницей. Лермонтов был молод, когда писал роман, но к тому времени уже успел повидать, узнать и претерпеть очень многие несправедливости в самые кризисные дни жизни, у него хотя бы было право обличать — другое дело, справедливо он обличал или выдумывал вину другого человека, уж тем более поколения. Домашнее же, любимое дитятко Сушков, с младенчества лелеемый окружающими, имея все мыслимые для обычного человека его времени привилегии, но начитавшийся «передовых» европейских книжек, взялся обличать по выработанным литературой схемам, натянув на свои неокрепшие подростковые мозги футляр вольтеровского старчества… Кого обличать? Российское провинциальное, вернее — деревенское, дворянство со всеми традиционными недостатками сельских аборигенов и неказистость, жалкость (на взгляд аристократа) крестьянской жизни!
Надуманность сюжета повести и его схематичность вполне объяснимы молодостью автора. И мрачность, и скептицизм объяснимы тем же. Иногда это называют юношеским максимализмом. Трудно согласиться с таким определением, но и отрицать то, что в этом возрасте многие склонны к критицизму, игре в умудренность и всезнайству, тоже невозможно. Объясняется это отсутствием жизненного опыта и объективной узостью общественного кругозора. С возрастом, по мере накопления знаний о человеческой натуре, о людских взаимоотношениях и познания собственных сил и возможностей, апломб проходит — жизнь берет свое. Но не у всех, ведь многое зависит от того, в какую сторону повернет предрасположенность, заложенная в человеке изначально. У небольшого числа людей она склонна к суициду. Это вовсе не означает неизбежность трагедии, у каждого без исключения человека имеется воля, позволяющая подавить в себе тягу к смерти. И опять же все зависит от той среды, в которой человек живет.
В отечественной критике популярно называть Радищева «первым в истории интеллигентом России». Чушь! К счастью, благороднейший Александр Николаевич к этой компании никакого отношения никогда не имел, поскольку не имел склонности к пустословию и абстрактному любомудрию на темы, в которых был неразумен. А вот настоящим первым интеллигентом России стал Михаил Васильевич Сушков. И вырос он в писательско-философской среде. И особо свойственно ему было покровительственно-пренебрежительное отношение к крестьянству со стороны благородного «страдателя за народные чаяния» (как это книжно-эффектно, совсем по-французски, вернее, по-вольтеровски!). И погиб он по той причине, что интеллигентская среда (каковую во все времена составляли прежде всего литераторы и философы) — самая питательная для суицида, причем как личного, так и общественного, что мы в свою очередь и наблюдаем в злосчастной России уже сейчас, последние двадцать лет на рубеже XXI в.