— По коням! — крикнул он, прыгая в передние сани и выхватывая револьвер.
Они проскакали через все село, отстреливаясь, кидая бомбы, и на том, дальнем, конце села соединились с остальными бойцами. Но удержать бандитов и уничтожить не удалось.
Проскакав мимо скученного обоза на своих быстрых конях, бандиты свернули на Ключевскую дорогу как раз в том месте, где должен был сидеть в засаде Снежков со своими бойцами. Но Снежков заблудился в кустарниках и выбрался в село только тогда, когда мятежники уже успели удрать. Снежков жутко матерился, чтобы скрыть смущение и стыд.
«Операция не удалась», — с грустью думал Каромцев. Утешением служило только то, что трофеи достались щедрые: оружие, подводы с хлебом и бараньими тушами, кинутая впопыхах одежда.
Утром он написал еще одно донесение в губцентр (теперь хоть он располагал обширными сведениями). Он писал о том, что банда насчитывает в своих рядах до тысячи человек и именует себя армией, во главе которой стоит бывший капитан Скобелкин; что в «армии» — кулаки, дезертиры, богатое казачье сибирских и уральских хуторов, что повстанцы хорошо вооружены, все на конях. Он просил направить в район Кособродов кавалерийскую часть и предлагал наладить общее командование. Судя по обстановке, писал он, необходимо придать этой борьбе фронтовой характер, а не партизанский, как это есть сейчас…
Написав, он тотчас же приказал Снежкову отправить нарочного на станцию, откуда донесение телеграфом передали бы в губцентр.
9
Если бы бабушка Лизавета про все, что она знала, могла сообщить в город, то Хемету оставалось бы только съездить к ней и забрать сынишку, которого он так упорно и безуспешно искал.
А, было-то вот как. После отъезда Каромцева с Хеметом жизнь текла по-прежнему, то есть, как и прежде. Денка носил бабушке Лизавете молоко в крынке, и она ставила его под дерево, как и всегда. И крынка наутро опять оказывалась опростанной, а бабушка вместо того, чтобы запрятывать ее подальше, стала ставить совсем открыто, да еще подбрасывать рядышком то пастилу из тыквы, то ягод в пестерке, то краюху хлеба. И так медленно, день за днем, она приучала мальчонку, как приучала бы бездомную собачонку, и, бывало, когда она копошилась у себя в огороде, он уже стоял за плетеной изгородью и наблюдал за ней, уже готовый приласкаться и быть послушным и верным.
Холода стали подступать, и бабушка Лизавета, выйдя однажды убирать ботву с грядок, вынесла старую свою шубейку и подбросила к плетню. И мальчонка унес ее, когда бабушка ушла в избу. А на следующий день он стоял уже приодетый, но не смея еще преодолеть плетень или хотя бы сказать что-либо старухе.