А Динка между тем решительно отказалась учиться. После двух или трех истерик мама наконец успокоилась, но взяла с моей сестры обещание, что та будет ходить в вечернюю школу.
Стояло теплое, мягкое степное бабье лето. Зеленый островок качался на воде и лукаво приманивал нас. Мы уходили туда вчетвером — Динка, Марсель, Амина и я, — сидели подолгу, разговаривали о будущем. Динка удивляла меня отсутствием полета в своих мечтаниях: она хотела быть киномехаником. Марсель умудренно кивал ее спокойным и расчетливым словам. Сам он тоже невелика птица — монтер, «пляшущий» на уличных столбах, однако мне он очень нравился своей самостоятельностью. Его намерения жениться тоже не могли не внушать уважения.
Однако наши с Аминой мечтания были куда возвышенней. Мы отрешенно блуждали в тальниковой теплой чаще, мы прощались с нашей тихой родиной и целовали друг друга. Она мечтала о консерватории.
— Мама говорит, у меня есть голос. Она знает.
— А я буду военным, — говорил я, — и обязательно поступлю в военно-воздушную академию.
Временами нас тревожил голос моей мамы. Он робко звенел на стеклянной осенней воде и саднящей болью сказывался в моей душе. «Вот ты и стала бабушкой, — думал я, — ведь сама ты этого хотела». Как и бабушка, она звала нас, просто чтобы мы оказались возле нее и чтобы она видела — никто из нас не тонет в реке, не падает с дерева, не попадает под автомобиль. О, как томителен был ее голос!
Я кричал:
— Э-эй, мама, мы здесь!..
Динка выбегала из кустов и с шипеньем набрасывалась на меня:
— Чего орешь? Ну, ступай, ступай, да не вздумай сказать, что мы здесь.
Мы с Аминой уходили, договорившись встретиться с нашими друзьями вечером.
— В испанском доме, — уточнял Марсель.
— В испанском доме, — отвечали мы заученно, как пароль.
Мама встречала нас радостной улыбкой.
— А Дину вы не видали?
— Нет, — твердо и поспешно отвечал я, ограждая Амину от невинной лжи.
Мама почти в ту же минуту теряла к нам всякий интерес и рассеянно произносила:
— Не знаю, куда я буду девать котят. Пойду загляну к Айдарии, может быть, она возьмет котенка.
Мама жалела приблудных кошек и не гнала со двора, те приживались и множились и ставили ее в тупик.
— Так я пойду. А Галея вы не видали?
— Так ведь он с дядей Ризой.
— Да, да. Я купила ему баян, а он возится с машиной. Я уж устала его отмывать. Горе, да и только!.. — Тут мама наклонилась к моему уху и озорно шепнула: — Я сейчас задала жару старухе Сарби.
— Старухе Сарби?
— Ну да! Явилась к нам свахой. — Мама засмеялась. — Впрочем, она, может быть, сама не прочь выйти за дедушку. Я спустила ее с лестницы и — ты не поверишь — поддала легонько коленом.