— Сэм, а ты давно с ним виделся?
— С Моррисом? Нет, что ты! Он в своем Чикаго из лечебниц не вылезает. Старый уже.
— Значит, есть денежки у пламенного коммуниста, — съязвил Захар. — На лечение?
— Ты, малый, Морриса не трожь! — посоветовал Сэм. — Если бы ты так поработал для Коминтерна, на твое лечение деньги бы тоже нашлись. Хоть и говорят, что он из русских, но работал как самый стопроцентный американец!
Захар открыл еще одну бутылку и протянул ее Батту.
— Значит, у нас никак не получится встретиться или поговорить с этим легендарным человеком?
— Нет, парни, — отмахнулся дядя Сэм, — даже не уговаривайте. Я года три назад сунулся было к нему, проведать, подбодрить, так на меня его родня так наорала, что больше я туда, несмотря на всю нашу былую дружбу — ни ногой!
Мы с Захаром переглянулись, и лицо моего друга немного просветлело.
— Совсем забыл, — шлепнул я себя по лбу. — Заезжал какой-то Чарли Рассел, велел передавать привет.
— Чарли? Этот пройдоха? Пусть свой привет себе в… запихает куда-нибудь! — неожиданно резко отреагировал Сэм.
— Странно, нам он показался нормальным человеком.
— Как может быть нормальным главный в округе сторонник Рейгана? — возопил Сэмюэль Батт так громко, что задребезжали стекла в окнах. Он вскочил на ноги и воздел руки над головой. — Как?! Как он может быть нормальным?! Он же спит и видит, как наши денежки становятся его денежками! Тоже мне «нормальный человек»! Вы бы еще Сатану нормальным человеком назвали!
— Он отзывался о тебе очень хорошо.
— Да? — Сэм осекся, растерянно отряхнул штаны от чипсовой крошки и сел.
Мы с Захаром уже давно вычислили, что Сэмюэль Батт — человек очень зависимый от чужого мнения и стоит его немного похвалить и можно вить из него веревки. Главное, чтобы он чувствовал себя нужным и незаменимым. Чтобы к его мнению прислушивались и с его суждениями считались — и тогда он становится покладистей вьючного мула. Мы это заметили и беззастенчиво пользовались.
— Еще бы он говорил обо мне плохо. — Сэм огладил свое гигантское брюхо, но подробностей сообщать не стал. — Приедет еще без меня — чаю ему налейте. С пончиками.
В следующие два часа мы рассказывали нашему хозяину о том, какие обильные снега выпадают на Аляске, как любят эскимосы «огненную воду» и куда делось золото Клондайка, фантазируя при этом сверх всякой меры. Американцы в глубинке вообще были странно образованы — они знали все, что можно знать о своем деле, и ничего о том, что происходило вокруг. Сэм (если не брать в расчет его политической ориентации) в этом ничем не отличался от своих сограждан: он очень натурально удивлялся откровенному бреду про медведей в три человеческих роста. Слушал с вежливым интересом про собак-хаски, могущих как верблюды неделями таскать за собой нарты по снежной пустыне без всякой еды. Радовался как ребенок ежедневным прогулкам алеутов на Чукотку в Советский Союз за бесплатной водкой. И всякой прочей ерунде, принимая все, измышленное Захаром, за чистую монету. Он хлопал себя по жирным ляжкам и предлагал выпить за то, что гений белого человека изобрел «Винчестер» и «Кольт», чтобы дать несчастным аборигенам возможность противостоять лютым медведям-людоедам.