Мы заучивали информацию с листочка и картонок-визиток четверть часа, потом Изотов все убрал.
Мы пили чай вприкуску с сахаром, а я все ждал, когда он задаст вопрос, который, как мне казалось, должен был его сильно волновать. Не выдержав, я спросил сам:
— Валентин Аркадьевич, а вы не хотите узнать — когда вам суждено…
— Нет, Сергей, нет. — Он покачал головой. — Этого я совершенно знать не хочу. Если я это узнаю, я буду бояться жить. А я уже устал бояться. За себя устал, за семью, за работу и карьеру. Достаточно. Теперь вот за вас еще бояться стану.
— Не нужно за нас бояться, — сказал Захар. — Все будет хорошо.
— Я знаю, хлопцы, знаю. Давайте-ка ложиться спать.
Он отвел нам комнату на втором этаже своего дома. Не сказать, что сон был глубоким, но я выспался.
Утром он нас разбудил, мы наспех позавтракали, потом Изотов скомандовал «по коням» и через час — без пятнадцати минут десять — мы стояли на улице Щусева.
Изотов высадил нас, на минуту вышел из-за руля сам.
— Прощай, Сергей, Захар. — Он пожал нам руки. — Пусть все у вас получится. Прощайте.
Он сел в машину и более не задерживаясь уехал.
Я прошептал ему вслед:
— Привет вашей внучке, Юленьке Сомовой.
В тот же день мы с Захаром оказались на каком-то подмосковном объекте, живо напомнившем мне пионерский лагерь — такие же домики в виде треугольников, если смотреть с фасада, с покатыми шиферными крышами до самой земли, непременная поляна со сценой и для массовых мероприятий вроде пионерской линейки и зарядки пустующий пока флагшток для поднятия флага. Длинные корпуса столовой, единственное кирпичное трехэтажное здание для администрации и медпункта. И второе — побольше — уже почти достроенное. В таких обычно размещали младшие отряды: детей 6–7 лет.
Впрочем, когда мы с Захаром Оказались там, никаких пионеров, разумеется, в нем не обнаружилось. Зато был очень хороший высокий забор, шесть постоянно насупленных охранников, врач, повариха, три преподавателя — один переделывал нам «советский английский» на просто английский, а второй учил азам конспирации и нормам поведения в капиталистическом обществе, а третий оказался тренером, обязанностью которого было издевательство над двумя молодыми организмами. Остальных обитателей базы, если они были, нам за два с лишним месяца (даже почти три) увидеть не удалось: режим, царивший на ее территории, не позволял прогулок под березками в не предназначенных для этого местах. Наши два десятка березок, примыкавшие к заднему двору коттеджика, и беговая дорожка вдоль ограды по периметру лагеря были нами исследованы в мельчайших подробностях.