Она подумала, наклонила голову.
— Да. Мне кажется, даже как-то соответствует, хотя и не понимаю почему. Ты, как я понимаю, правый…
— Правый? — переспросил я. — Не совсем, ибо сердцем я — левый, еще какой левый. Ультралевый. Ястреб. Но у меня уже есть и мозг, к тому же почти работающий. Потому умом я на стороне правых. Ибо понимаю тех и других, как и всю вашу породу, но левые только ломают, а строят правые.
Бобик уже избегался кругами, даже арбогастр пофыркивает в нетерпении, дескать, разговор что-то затянулся.
Я разобрал повод, вскинул руку в прощании.
— Надеюсь, еще увидимся!
Она ответила со вздохом:
— До понимания нашей породы тебе столько же, как муравью до вершины вон той горы.
Я повернулся, посмотрел на далекий сверкающий пик.
— Опасное сравнение.
Она спросила в недоумении:
— Почему?
— Могу муравья забросить туда прямо сейчас, — пояснил я. — Люди всегда находят возможности.
Зайчик сделал рывок, перед существом ее породы нечего скрывать возможности, все равно у нее их больше, ветер засвистел в ушах.
Через пару минут навстречу стремительно понеслась розовая громада Геннегау, его крепостная стена, а за нею быстро выросли крыши дворцов и башен.
Через город я пронесся, как демон на черном вихре, но у массивных ворот дворца Рюккерта, что стал моей резиденцией, стражи моментально ощетинились копьями.
— Вольно, — сказал я бодро. — Хорошо служите, молодцы!
— Рады стараться, — ответили они в один голос.
Кто-то бросился открывать ворота, Бобик ворвался первым, а от дворца к нам по уложенной плитами мрамора широкой дорожке поспешил встревоженный и одновременно обрадованный барон Торрекс Эйц, начальник охраны дворца.
— Ваше Величество?
— Все в порядке, — крикнул я.
— Ох, Ваше Величество…
— Знаю-знаю, — сказал я, — моя конячка бросилась встречать меня. И собачка с нею наперегонки. А вы говорите, женщины, женщины… Вот кто нас любит верно и преданно.
Он сказал в тон:
— Да, ни одна женщина не выбежала за городские ворота. Да еще выбив ворота конюшни.
— Вот видите, — сказал я с укором. — Потому понимаете, почему со мной конь и пес, но ни одной женщины?..
— Вам везет, — ответил он с неподдельной завистью. — А у меня собаки нет, зато женщин хоть отбавляй.
— Соболезную, — сказал я, — но помочь не могу.
— Жаль, — сказал он. — Я-то надеялся, что возьмете хоть парочку…
— Ни за какие пряники!
Он спешил рядом, стараясь поспевать в такт моим шагам, я не только длиннорукий, но и длинноногий, искоса поглядывает на мое озабоченное лицо, никак не могу удержать маску невозмутимой державности, слишком уж суровый прессинг, а в животе, куда глубоко проникло лезвие меча Алфофаниэша, ноет фантомная рана.