Макс измерил расстояние для своей пехоты заготовленной ниточкой с узелками, задумчивое лицо просветлело.
— Успеем пройти ускоренным маршем только с короткими остановками на ночь, — сообщил он бодро. — В Морданте не успеют опомниться, как столица будет в кольце. Какое сопротивление ожидать?
— Либо никакого, — заверил я, — либо самое минимальное. Оборотни сделали для нас хорошее дело: распустили королевскую армию, так как только армия могла помешать их владычеству.
— Не может своя, — пробормотал Мидль, — сможет наша. Ваше Величество, судя по вашим словам… скоро отбудете?
Я кивнул.
— Сегодня же. Даже сейчас.
— И… как обычно?
Я понизил голос:
— Самая опасная профессия, как уже знаете, у королей. Убийцы охотятся за ними чаще всего. Потому, как я уже говорил, я принял решение передвигаться без свиты. Она не столько защищает, сколько привлекает внимание к объекту.
Зигмунд пробормотал:
— Ох, Ваше Величество! Возникают другие опасности…
— Я подсчитал, — заверил я, — и убедился, — что их меньше, когда я без свиты.
Он сказал со вздохом:
— Тогда хоть собачку не оставляйте! Она за вас любого порвет.
— Бывают щели, — сказал я невесело, — куда он не пролезет.
Он посмотрел с недоверием.
— А вы?
— Человек пролезет везде, — ответил я. — А сейчас, дорогие друзья, оставляю вас. Увидимся либо после победы над Маркусом, либо на том свете.
Праздничной гурьбой вышли проводить сюзерена.
— Все остаются, — распорядился я. — Выступаете сегодня же… Операцию по очистке Морданта нужно завершить в самые кратчайшие сроки. Хорошо, принц, вам армию не готовить, можете проводить до городских врат.
По Генгаузгузу уже прокатились слухи, что король Ричард, победитель Мунтвига, в честь такой великой победы объявил себя монархом, что не совсем правда, насчет Мунтвига, моя стратегия не зависит от всяких там мунтвигов, но народ выбирает объяснения попроще и попонятнее.
На середину дороги, что ведет от площади в сторону городских ворот, вышел дряхлый священник, вскинул в дрожащей костлявой руке крест и прокричал визгливым голосом:
— Монарх? Нет такой короны, что могла бы защитить от гнева всевышнего!
К нему бросились с обеих сторон тротуара, утащили, а я прорычал, выказывая гнев, которого не чувствую, но народ должен понять, что я гневен и лют, это в зародыше придушит подобные выступления обличителей:
— Нет такой головы, которую не могу снять, пока корона на моей голове.
Принц Сандорин покосился в мою сторону, понял наигранность гнева и сказал с иронией:
— Вот это в духе милостивого и справедливейшего. Поздравляю, Ваше Величество.