Январь засыпал кубанскую степь сухим, колким снегом, сковал морозом болота и тихую речонку Карасун. Пушистый снег лёг на крепостной вал, завалил куренные строения, улицу. По утрам серебряный иней укутывал деревья, мучным налётом пудрил медные стволы пушек.
У войскового правления, как и год назад до ухода казаков в персидский поход, стоит казак–часовой. На ступеньках примостился дневальный казачок. От скуки нет–нет да и слепит снежок и, прищурившись, кинет в сидящих на ближнем дереве ворон. Те вспрянут, закружатся с криком и снова обсядут ветки.
У ворот крепости караульная будка и дежурный казак–пушкарь…
В войсковом правлении за деревянным барьером три урядника–писаря не столько пишут, сколько лениво болтают о новостях и слухах.
Только и изменений, что нет теперь уже в живых атамана Чепеги, а избранный на его место кошевой Головатый где‑то далеко на Хвалынском море воюет с кызылбашцами.
Казак у крепостных ворот прогуливается от пушки до будки и обратно. Иногда он останавливается, хлопает по дублёному кожуху озябшими руками, потом приседает, снова поднимается, топает ногами. Со стороны кажется, что казак вот-вот пустится отбивать гопака. Иногда со скуки караульный мурлычет себе под нос:
Ой, дидо, калина моя,
Ой, ладо, малина моя!
Издали, по мёрзлому насту, зацокали копыта. Казак торопливо выглянул в смотровую щель. По Дмитриевскому шляху намётом шёл верховой.
«С пакетом», — решил казак, поспешно распахивая ворота.
Из караулки выскочил урядник. Верховой офицер у крепости осадил коня, шагом подъехал к правлению. С порожек сбежал дневальный и, подхватив лошадь под уздцы, придержал стремя. Офицер долго притопывал одеревеневшими ногами, тёр щеки и только потом спросил у дневального:
— Где его превосходительство генерал–майор Котляревский?
— Я вас проведу, ваше благородие, — вызвался один из писарей.
Тимофей Терентьевич Котляревский собирался идти домой обедать, когда дверь без стука отворилась и вошёл молодой подтянутый поручик.
— Из Петербурга, от его императорского величества Павла Петровича вам пакет! — приложив ладонь к папахе, отчеканил офицер и, торопливо расстегнув шинель, вытащил засургученный конверт.
— Как от Павла Петровича? — поднявшись, недоуменно спросил войсковой писарь.
— Государыня Екатерина Алексеевна божьей волею скончалась шестого ноября.
— Царство ей небесное!
Котляревский широко перекрестился.
Дрожащей рукой надорвав край пакета, он вытащил небольшой лист и, шевеля губами, прочитал: