Леонтий замолк, окинул быстрым взором широко раскинувшийся лагерь, удовлетворённо улыбнулся. Это были уже не два полка, поредевших в персидском походе, а большая сила. Две с половиной тысячи черноморцев поднялись на защиту своих прав. Как к полноводной реке бегут её притоки, так и в лагерь к повстанцам изо всех станиц стекалась казачья голытьба.
И Леонтий продолжал:
— Сбрехали чумаки, нет никакого Рыжупы.
Зато увидели, много людей счастливое царство ищут. Дня не проходило, чтобы одного–двух не встречали. Кое‑кто к нам в товарищи шёл. Скоро мы и хорониться перестали, а первые на кызылбашские отряды налетали. Оружием обзавелись, конями. И решили мы подаваться на Кубань. Шли мы горами, через чеченские аулы. Проходили и станицами терскими. Увидели, как и там казаки живут. К нам тогда многие пристали. Пока сюда дошли, на жизнь людскую насмотрелся я. Всякую повидал. Только счастливого царства не нашёл. Везде есть кровопийцы, как и у нас…
•
И загуляли черноморцы. Прорвалась казацкая душа, забурлила, расплескала буйную удаль.
Вначале пошла в ход астаринская добыча. Цветные персидские шелка, хоросанские кинжалы, бирюзовые бусы, дорогие морские камни–лалы быстро перекочевали от казаков к услужливым шинкарям. Потом потащили казаки в шинки всё, что можно было раздобыть на подворьях бежавшей старшины. В доме Котляревского даже рамы из окон выломали и продали каким‑то хуторским хозяевам.
А затем, когда и добро старшин было пропито, разгромили казаки все шинки, побили шинкарей и завладели запасами вина. И снова на всех углах валялись пьяные. По улицам скакали одуревшие от сивухи всадники, еле державшиеся в сёдлах. Как‑то над крепостью и лагерем вдруг заухали пушки. Все, кто только мог, схватились за оружие.
Дикун, Малов и Собакарь выскочили из палатки, где они доканчивали ведро горилки.
Стреляли крепостные пушки. Одно ядро снесло камышовую крышу окраинной хаты, второе запрыгало по огороду, раскидывая капустные вилки.
— Да что ж они! — разъярился Дикун. — Совсем разум пропили!
Вскочив на коней, все трое поскакали в крепость.
А выстрелы все гремели. Ядра неслись через хаты, падали в огороды, шипели в тёмных водах Карасуна.
— Стой! Бросай стрелять! — что есть мочи закричал Дикун, осадив лошадь около пушкарей. — Куда палите?
Немолодой пушкарь, до пояса голый, с жирной, вымазанной копотью грудью, нетвёрдо держась на ногах, обернулся к Дикуну.
— А ты кто такой будешь? — взревел он, размахивая горящим фитилём.
— От зенки залил, ничего не видит, — захохотали другие казаки.
— Дядько Степан! Да дэ ж сам Котляревский со своими есаулами, — пошутил кто‑то.