Самому раздеваться было неловко, он знал, что делает это неуклюже, он и с русскими-то девушками, со своими родными однокурсницами и то не слишком в этом деле бывал ловок, очень нелепым он себе в такие моменты казался… Даже в фильмах иностранных специально пытался разглядеть: как вообще-то западные мужики раздеваются? Получалось недурно, более или менее естественно, только если это происходило на фоне какой-то нечеловеческой страсти, космического приступа сексуальной жажды, неодолимого желания… Тогда любовники срывали с себя одежды замечательно молниеносными движениями, даже разрывая шмотки на части иногда… А в иных, более нормальных случаях, режиссеры норовили эти эпизоды сократить, не показывать детально крупным планом, как это происходит. То ли дело женское раздевание. Там все изящно, натурально, красиво…
«Но это же все равно сон!» — внушал себе Сашок и, как умел, стаскивал с себя предметы одежды… Анна-Мария неуклюжести его, кажется, и не замечала вовсе. Как в итоге прошла ночь? С переменным успехом. В какой-то момент вера в то, что это лишь сновидение, кончилась почему-то. И в первый раз, в самый главный, самый решающий момент он дал слабину, позволил проклятому внутреннему голосу завладеть его вниманием. «Что, что ты делаешь?! — вопил тот. — Прекрати немедленно! Вынь эту штуку свою! Ты же не ведаешь, что творишь! Образумься! Ты не можешь трахать англичанку, да еще и свою работодательницу! Это скандал, нелепость… и вообще!» Ну и, как следовало ожидать, боевое качество было мгновенно утрачено.
И Сашок уже готов был вскочить и бежать позорно прочь, навсегда, может быть, даже утопиться в Москве-реке от стыда… Но Анна-Мария как будто и не заметила ничего. Прижалась нежно. Шептала что-то невыносимо ласковое, закрыв глаза — и, о боже, какие же у нее оказались красивые ресницы!
И вдруг все стало опять получаться само собой, без напряжения и страха, и гадкий внутренний голос — даже он сдался, заткнулся перед лицом такого ангельского терпения, такой ласки и такой невиданной нежности. И вот еще что: Сашок нутром ощущал, что все это не искусственно, не наигранно и не результат большого опыта, а лишь искреннее, инстинктивное, идущее из глубин, реакция на тайную, загадочную, мистическую даже близость их душ. Вдруг неожиданно, волшебным образом обнаружившуюся.
Под утро Анна-Мария заснула, положив ему голову на плечо. И он лежал, стараясь не шевелиться, и сердце таяло от нежности и восторга. «Вот как случается, вот как бывает!» — строго сказал он своему внутреннему голосу, и тот не нашел, что сказать в ответ, молчал себе в тряпочку.