Но Ирина отмахивалась, она же объяснила себе — в ней две составляющие. Тело и душа. Сейчас очередь тела получить то, чего оно хочет.
— Ты мне нужна. Ты всегда будешь со мной, — вдыхал он слова ей в ухо.
— Так удержи меня… собой, — бормотала она.
Потом Кирилл ушел в ванную, Ирина лежала и думала, почему же все-таки она не выходит за него? Неужели надеется, что встретит того, кому захочется отдать и тело и душу? Да есть ли такой мужчина?
Антон Дубровин увозил с Чукотки не только данные проведенного обследования, за которыми был послан, но и свою настоящую любовь.
О ней он думал неотступно. И рассекая воздушное пространство над Сибирью, и повторяя в небесной выси прихотливые извивы берегов Ледовитого океана. И даже когда стюардесса объявила, что самолет вошел в зону турбулентности, а его зубы защелкали от тряски, Антону казалось — они отстукивают одно слово: «Лю-бовь-на-все-г-г-да».
Антон крепко зажмурился, приказав телу держаться так, как ему удобно. Этому учил каюр, когда они тряслись в нартах на стылых торосах.
Каюр, низкорослый мужичок, подвижный, как арктический песец, сделал то, чего делать нельзя, — из уважения к отцу Антона. Чем удивил его. Антон предполагал, что юкагиры, как представители малых народов, чтут своих «коренных», но у его отца была только четверть этой северной крови. А одна восьмая — эскимосской.
— Дубровин… У-у… Дубровин…
Слов не было сказано, но они не нужны Антону. Он и так знал, чем обязан этот народ его отцу.
Многие годы никто из ныне живущих юкагиров не мог прочесть то, что прочел он. Его отец был этнографом, и странно было бы ему стать кем-то иным. Еще в детстве к нему попали пиктограммы — рисованные письма из прошлого. В них нет особенной мудрости, которая перевернула бы представление о жизни народа, но отец прочел ту милую обыденность, без которой нет жизни. В одном письме — приглашение на свидание. В другом — сообщение об удачной охоте. В третьем — предупреждение об опасности. Эти письма и их расшифровка хранятся в музее, в Магадане. Указано, что перевод сделал его отец.
Антон был совсем малышом, но хорошо запомнил картинки, похожие на детские неумелые рисунки. Пляшущих человечков рисовал и Антон, но подражал не юкагирам, а картинкам из книги о животных Сетона-Томпсона. А тот — индейским рисункам.
Позднее отец обнаружил сходство между рисунками индейцев и пиктограммами юкагиров.
Об этих рисунках думал Антон, когда сидел в нартах, а собачки летели в упряжке все быстрее, быстрее. Мелькали ноги. Может быть, отсюда пошла манера рисованного письма, осенило его. Ноги-черточки, хвосты-крючочки, ушки-треугольнички. Человек рисует то, что видит, то, что поймут все.