— Не советую сравнивать меня с бандитами!
— А то что?
Он молча пошел к двери, рванул ее и так же яростно захлопнул.
Когда он начал снимать бронежилет, Алена с готовностью бросилась помогать. И слов не понадобилось, будто заранее сговорились, кто что делает и где чьи руки будут. Ни разу не запутались, не столкнулись: Семен расстегивал Аленину блузку, она — ремень его джинсов. Он стягивал с нее брюки, она — его футболку. Когда надоело путаться в остатках вещей, они просто упали на постель и принялись целоваться. В какой-то момент Семен отстранился от нее и рыкнул:
— Не пожалеть бы потом!
— Ни за что! — убеждала Алена, скидывая то немногое, что еще оставалось на ней.
Семен громко втянул в себя воздух и выдохнул:
— Класс!
Что именно класс, Алена не поняла да и не очень к этому стремилась. Она тоже могла воскликнуть: «Супер!», чувствуя силу его рук. Но он ни разу не сделал больно или неприятно.
Ей нравилось то, что он позволяет делать с собой все, что ей взбредет в голову. Ложится, чтобы ей было удобнее, молчит, если она просит, рычит, когда ей хочется увидеть тигра. И, как настоящий кавалер, всегда пропускает даму вперед…
* * *
Вадим наблюдал за Зизи. Рыбка оклемалась, теперь он мог выпустить ее в общий аквариум.
Рыбки и воспоминания о матери занимали все его мысли. О Кате, ожидающей его звонков, он думал редко. А она настаивала. Времени, проведенного в лесу на поляне, ей было мало. Она, как ненасытная шлюха, требовала еще и еще, теребила за впалые щеки, извивалась на нем, как большой слизняк. В конце концов Вадим скинул ее и принялся одеваться. Он достаточно поцарапался о ветки и мелкие камни, засыпал волосы песком и землей. Никакого удовольствия не получил.
— Вадик… Ты куда?
Катя лежала на земле — большая, белая, противная. Он отвернулся.
— Домой.
— Почему? Мы же только начали!
Хотелось крикнуть ей в лицо, чтобы она искала себе другого кобеля.
— Я устал! — ответил он, направляясь к тропинке.
Она поспешно натягивала белье — позади раздавалось неприятное сопение.
— Вадик, мальчик мой, подожди! Куда же ты уходишь от своей мамочки?
Он думал, что ему понравится привычная игра: он — маленький мальчик, она — его любимая мама. Но как только из уст Кати вырывалось слово «мама», Вадима выворачивало наизнанку. Ее хрипучий голос вызывал у него отвращение. Разве может его мать говорить противным голосом? Он должен звучать как флейта в райском саду! На этот раз он ошибся. Жалость сыграла плохую шутку.
— Вадик, стой!
— Ну что тебе?
— Когда мы еще встретимся?
— Я позвоню.
Он не звонил ей уже несколько дней. Может, она сама поймет, что дальше ничего не будет?