Любовные утехи богемы (Орион) - страница 142

В монотипах из серии о борделях Дега не ставил себе цели показать отвратительность продажной женщины, как это сможет сделать Руо; его интересовало деконструирование механизма желания, чтобы обрести покой, невозможный из-за постоянной необходимости ему противостоять. Чтобы убить очарование, а его на Дега по-прежнему оказывала женщина, нет ничего лучше желчных портретов путан в ожидании клиента. Не быть одураченным этими механическими куклами, не поддаваться их очарованию, которое есть не что иное, как применение на практике техники. Посмотрите, на что похожа женщина во время своего туалета, когда ее никто не видит, — она похожа на животное. Не напоминает ли она кошку, которая вылизывает себя, высоко задрав заднюю лапу?

Пока же, словно лиса из известной басни, которая не может достать того, чего она страстно желает, он пренебрежительно отстраняется от всего этого, ворча, что все эти штуки хороши лишь для хамов и грубиянов. Для того чтобы успокоить себя, нет ничего лучше Искусства. Наслаждение от рисования очень быстро убивает невозможные желания. И действительно, что такое его поиски тем, его рисунки, его полотна, темпера, чернила, пастель, гуашь, эти монотипии, вся остальная кухня, как не способ проявить свою чувственность, причем способ более умиротворяющий, чем женская кожа?

«Вечные любовники» Родена

Не придумано истинней мига,

чем раскрытые наугад —

недочитанные, как книга, —

разметавшись, любовники спят.

Андрей Вознесенский

Мировая художественная культура весьма оскудела бы, если бы из нее изъяли эротическую живопись и отдельные произведения скульпторов — того же Родена, к примеру. Листая монографию об эротической живописи Э. Фукса, трудно не высказать одно наблюдение. Если мужские половые органы на протяжении всех веков изображали полностью — на греческих краснофигурных и чернофигурных вазах, китайских миниатюрах, то женские половые органы — как правило, лишь обозначали… До XIX века сей «предмет» как бы обожали тайно — его нельзя было потрогать, ощутить руками осязая. И только на рубеже XIX–XX веков наступает перелом.

Матисс позволял половым органам своих одалисок соскальзывать в сторону от бедер, и они становились лишь пересечением линий на рисунке, Пикассо никогда не прибегал к уверткам, изображая их во всем великолепии и величии.

Несомненно, Роден выступал не только как исследователь, но и как поэт человеческой фигуры. Он полагал, что «в человеческом теле нет ни одной мышцы, которая не реагировала бы на наши эмоции. Мышцы выражают спокойствие, гнев, счастье или отчаяние. Руки могут смеяться так же чутко, как глаза и губы. Но чтобы прочитать это, нужна необходимая подготовка».