Спустя несколько лет он, влюбленный в противоречия, обнаружил одно такое во время событий июня 1848 года. Оно заключалось в контрасте низости добропорядочных революционеров и достоинства нескольких шлюх, которых эти первые еще вчера держали в своих объятьях. Это произошло в Сен-Дени. Скрывшись в засаде, бунтовщики отразили первую атаку.
Более раздраженная, чем испуганная, Национальная гвардия, предварительно разрушив хрупкое укрепление выстрелами из пушек, снова ринулась в атаку. И в этот момент на вершине баррикады появилась женщина, молодая, красивая, взлохмаченная и грозная. Эта женщина, а она была шлюхой, задрала платье до груди и закричала гвардейцам на жутком языке публичного дома (он всегда требует перевода в более приемлемую форму): «Эй, вы, трусы, стреляйте, если вы осмелитесь, в живот женщине!» Здесь оборот событий приобрел трагический характер. Национальная гвардия не колебалась. Залп взвода опрокинул несчастную. Она упала с громким криком. Среди бунтовщиков и стрелявших установилась тишина. И почти сразу же появилась другая женщина. Эта была еще более молодой и еще более красивой; почти ребенок, едва достигший семнадцати лет. И опять проститутка. Она подняла свое платье, показала живот и закричала: «Стреляйте, разбойники!» Выстрелили опять. Благодаря этой истории, записанной Гюго в своем блокноте, впоследствии появился персонаж Фантины из «Отверженных». Гонкуры найдут этот персонаж слишком идеализированным. Он едва расцвечен, изготовлен из алебастра и обладает плотью и кровью, как скажут они. Это всего лишь пара для каторжника Жана Вальжана.
Точно так же как и имя Манон, имя Фантина станет классическим псевдонимом для проституток начала XX века.
…Это было в ресторане Маньи в середине августа 1863 года. Все собрались после похорон Делакруа. Незаметная смерть, как всегда, не без помощи чувств, заставляла посудачить. Говорили о его почти заточении, которое устроила ему Женни де Гийу, его старая служанка, которая в течение многих лет создавала вокруг него пустоту, выпроваживая его друзей под предлогом заботы о здоровье хозяина. И затем, так как всему есть пределы, особенно после нескольких бутылок вина, тон беседы изменился, и заговорили о связях Гюго:
— Это бык, — сказал один.
— А мне, — говорил Готье, — госпожа Гюго поведала, что в любви он словно девственник.
— Все, что я могу вам сказать, — вступил Сен-Бев, — это лишь то, что мы вместе ходили в бордель; с нами были еще Мериме, Мопассан, Антони Дешамп; Гюго, который был с отличительными знаками и бранденбурами, не поднялся с нами. Девочки говорили: «Этот молодой офицер разминается».