Филатов, похоже, придерживался схожего мнения, что и подтвердила его следующая фраза:
– Должны сдюжить. Немец сейчас отступает, наши ему зацепиться толком не дают, а тут еще наша бригада свежая…
– К «фрицам» тоже резервы подойти могут.
– Могут, да. Тогда хуже придется, но тут уж ничего не поделаешь.
– Тоже верно. С ротным говорил?
– Говорил. Я с твоим взводом пойду, приглядеть вроде как, а старлей с третьим будет.
Рома заметно повеселел:
– О, жизнь налаживается! А с гранатами как?
– Нормально с гранатами. Твое отделение штурмовым назначили, как отличников боевой и политической подготовки, так что по паре гранат получите.
– Вообще хорошо! Теперь можно и повоевать, а, Митрич?
– Вот балабол. Завтра посмотрим, что ты навоюешь. Я ж вроде как за вами приглядывать буду, не забыл?
– Кто еще за кем приглядывать будет?
Старшина только беззлобно отмахнулся от скалящегося Романа.
Как бы то ни было, но прогноз Марченко оказался в целом правильным. Замполит действительно еще с вечера зачитал по бумажке приказ о наступлении, после чего произнес краткую, но весьма эмоциональную речь о необходимости отдать в этот решающий момент все силы, а если понадобится, то и жизнь, ради достижения победы. Ромка к таким призывам относился скептически, но многих бойцов, особенно тех, что помоложе, этот импровизированный митинг воодушевил. И то ладно, как говорится, глядишь, как до дела дойдет, чуть меньше шарахаться от свиста пуль будут, чуть больше злости на врага сумеют сохранить к началу боя…
А с утра пораньше начали сбываться и прочие Ромкины ожидания. Ошибся он только в одном, но в главном – их бригаду не стали посылать на штурм занятой немцами деревеньки. Этим важным делом продолжила заниматься действовавшая здесь с самого начала стрелковая дивизия, а их бригаду высшее командование отправило в обход. Так что вместо ожидаемого жестокого штурма сразу после завтрака, состоявшего из холодного чая и черного хлеба с маслом, начался очередной марш, причем на этот раз не по дороге (хоть и весьма посредственной), а прямо через лес. Нельзя сказать, чтобы Марченко сильно расстроил такой поворот событий. С его точки зрения, преодолевать любые сугробы и буреломы было в любом случае куда безопаснее, чем ломиться через заснеженное поле, вдоль и поперек пристрелянное вражескими пулеметчиками и минометчиками, навстречу пусть и отступающему, но еще явно не разгромленному врагу. И хотя Ромкиным мнением о способах ведения боевых действий никто из высшего начальства традиционно не интересовался, свое молчаливое одобрение командирской прозорливости Марченко все же выразил, проявив похвальное рвение в подготовке своего отделения к предстоящему обходному маневру по пересеченной местности. И результат не замедлил сказаться.