Но в одно прекрасное утро мои тапочки оказались у моей кровати, санитар вытащил их из шкафа еще вечером и поставил на тот случай, если мне захочется пройти в ванную. Это было очень жестоко по отношению к тебе, я сразу как бы отстранился от тебя, но в твоих глазах в тот день было только глубокое удовлетворение и поддержка. Я предпочел бы быть к тебе спиной, не вставать прямо перед тобой, но нет, ты улыбался, ты смотрел на меня, как отец на своего малыша, делающего первые шаги, или как сын, который поднимает своего отца на ноги, я не знаю, во всяком случае, в этот момент я увидел столько любви в твоем взгляде, я ощутил силу, которая меня подталкивала, нежность, это был, конечно, самый трогательный в моей жизни взгляд.
Сейчас я пришел сюда как посетитель. Я смотрю на тебя — похоже, что тебе уже все равно, ты уже не здесь. Твоя семья… Ты о ней не рассказывал, а я не очень расспрашивал, мы избегали это ворошить, ты только говорил, что они есть, но у тебя нет желания их видеть, во всяком случае, в таком состоянии. И я не знаю, надеялись ли они, что ты вернешься. Что до меня, я живу один. И результат тот же. По крайней мере, я никого не беспокою. В этом есть преимущество. Жить одному — это никого не беспокоить. Сегодня четверг, ты знаешь, я приходил во вторник, вчера я не смог, правда, и добираться сюда не очень удобно, дорога занимает час пятнадцать, это далеко отовсюду. Во вторник я поставил тебе тапочки с этой стороны, хотя обычно ставлю их к двери, слева от тебя, с другой стороны кровати. Сегодня, конечно, их уже нет, но не волнуйся, я снова поставлю их тебе перед уходом — на этот раз с правой стороны, с той, которая принесла мне удачу, потому что я на ногах. После моего ухода моя кровать осталась пустой, они, очевидно, не собирались на нее кого-то класть, она отодвинута к окну, матрас накрыт клеенкой, подушки нет, тумбочки нет, ничего нет. Они считают, наверное, что никто не должен тебя беспокоить. Уже две недели поговаривают, что тебя переведут в другую палату, но нет, ты здесь, у нас, так хотя бы не создается впечатление, что нас уже выбросили на свалку. Твои тапочки, я каждый раз достаю их, и каждый раз их снова ставят в шкаф. Перед уходом я, конечно, снова их достану, но мне так хотелось бы быть здесь, когда ты встанешь, так хотелось бы это увидеть, это так обрадовало бы меня, но в общем-то неважно, что меня здесь не будет, главное, чтобы стояли твои тапочки. Как ты говорил поздно ночью, когда чувствовал, что уже надо спать, но был риск не сомкнуть глаз и остаться каждому со своими мыслями, —