И на том моя артистическая карьера закончилась…
Елочных базаров и в войну и после войны в Воткинске и в помине не было. Но какой же Новый год без елки? Помню, мы с сестрой Любкой поздно вечером встаем на лыжи, идем в лес. «Сквозь волнистые туманы пробирается луна…», и мы пробираемся среди елочек, выбираем самую-самую красивую и относим ее домой. «Настоящих» игрушек, сохранившихся от довоенных времен, — всего несколько, и мы клеим из бумаги игрушки, гирлянды, раскрашиваем их. Потом каждый день я, как на работу, с утра прихожу к Любке. Мы с ее подругами пляшем вокруг елки, поем, играем в разные игры.
Вспоминается любимая наша игра военных времен — в базар. Скудную выделенную нам снедь — хлеб, овощи, что-то еще — делим на малюсенькие кусочки, распределяем роли: вы — продавцы, мы — покупатели. И открывается базар. Всё по-настоящему — оживленная торговля, перебранка: «Ты что недовешиваешь?» — «Да ты чо?! Разуй глаза-то! Я тебе с большим походом (перевесом) взвесил!» Ну а денег расплачиваться много, «куры не клюют» — новенькие, хрустящие «николаевские» и «керенки» из нашего клада (я о нем уже писал).
Колядки в наших краях неизвестны, а вот гадания, переодевания — случались. Помню, в зимние каникулы (в 7-м классе?) я оделся нищим, нахлобучил рваную шапку и отправился собирать милостыню в дома знакомых и родных. Иногда и прогоняли меня: «Иди, Бог подаст! Самим есть нечего!» А сердобольные мои тетки жалели нищенка и что-то ему давали. Удивительно, разоблачили меня не сразу, только сметливые мои двоюродные сестры Тайка и Нюрка. Когда я зашел к ним, они с матерью, тетей Толей, усадили меня, дали кусок горячей шаньги, спрашивали, кто я и откуда. Я вошел в роль, со слезой в голосе излагал свою заранее заготовленную «легенду»: отец на фронте, мать умерла; живу у тетки; тетка-то добрая, а вот мужик ейный — злющий, гонит меня милостыню собирать и, если мало принесу, ругает, а то и бьет. «Ну-ка, Нюрка, дай ему ишо хоть кусок хлеба!» — пожалела меня тетя Толя, но когда я протянул руку за хлебом, наблюдательная Нюрка заметила: «Мама, а руки-то у него чо-то какие белые!» (Вот так шпионы проваливаются из-за пустяковых просчетов: старательно измазав углями и сажей лицо, я забыл про руки!) Ко мне пригляделись повнимательнее: «Ой, да это же Вовка!»
Торжественно и нарядно выглядела школа не только в праздники, но и во время экзаменов. Наши классы, обычно не очень-то уютные и чистые, с потолками, увешанными, как сталактитами, бумажными чёртиками, совершенно преображались. По стенам развешивались карты и наглядные пособия, на полу — пусть скромные, коврики, но главное украшение — цветы в горшках, которые учителя приносили из дому, много цветов. И мы невольно проникались важностью момента.