— Ты что, сказился, что ли? — спросила она. — На морозе обниматься надумал.
— Тоди до хаты пидэмо, грубка натоплэна, тэпло и гарно.
— А обед кто сварит?
— Ничого, нэ сдохнуть, почекають...
— Да ну тебя, глупости говоришь, — соглашаясь, сказала Наталья.
Уже год назад Петр отправил свою семью обратно в деревню. Он божился, что жена в город никогда не приедет, и ругал ее и детей так азартно, что Наталья снова примирилась с ним, стирала его белье, вместе со своим и часто, вечерами, а иногда и днем, заходила в дворницкую. Маленькую комнату Петра украшали картинки — царь Николай II, царь Александр II, царь Николай I, румянолицая царская семья, великие княгини в белых платьях и жемчужных венцах. Художники не жалели красок, и все цари и царевны казались очень румяны — кровь с молоком. В углу висели две иконы — одна большая, новая, видно недавно купленная, а под ней маленький темный образок. На нарах был постлан огромный мохнатый кожух, в головах лежала мятая подушка в красной наволоке, пронзенной со всех сторон перьями. А вдоль сырой темной стены, от которой веяло холодом, стояли многочисленные орудия дворницкого ремесла — метлы, деревянные и железные лопаты, лестничка, ломы. Против печки висела в черной рамке фотография Петра времен солдатчины — в фуражке без козырька, с напряженными скулами. Что думал он, снимаясь на этой фотографии? Что хотел передать он — темноту души своей, силу мускулов, послушность начальству? В углу стоял свернутый трехцветный флаг, его вывешивали по табельным дням.
Петр обнял Наталью, но она отстранила его руки и насмешливо сказала, показывая на мутное стекло окошечка:
— Гляди, гляди, жена с детьми приехала.
— Та хай воны вси там пропадуть, — не глядя на окно, отвечал Петр, — и моя жинка, и тыи диты.
— Ну да, — недоверчиво улыбаясь, сказала Наталья.
— Да щоб ий добра не було, щоб вона пенькла, — быстро, точно заклиная, произносил Петр, подбираясь к Наталье.
Наталья, слушая его, села на кожух. Петр, продолжая проклинать жену, сел с ней рядом, забрался рукой под платок и вдруг умолк.
— Наталья, я вэсь як в огни горю, — тихо, испуганно произнес он и внезапно крепко обхватил ее...
Он первый нарушил молчание.
— Я ж там лом покинув, як бы не украв хто, — сказал он, берясь за шапку.
— А черт с ним, — сказала Наталья, — не ходи, я тебе скажу что.
— Ну чого?
— Чего, чего! Ох, обманщики вы все, бессердечные, — сердясь, сказала она, но после рассмеялась и тихо сказала: — Вот ты спрашивал, не пишет ли письма докторской сестры муж, а он сам приехал.
— Шо ты кажешь! — произнес Петр и положил шапку.