— Пахарь и Кравченко, вы здесь попробуйте перейти, а вы, ребята, пятнадцать саженей пройдите и щупайте, а я один дальше пойду...
Пахарь проговорил, как бы уславливаясь о правилах игры:
— Смотри, ребята, если тонуть придется — на тихаря, без крику.
Маркович обнял Сергея за шею и шепнул ему в ухо:
— Держись Пахаря. Сам вперед не ходи.
«Да я ничего не боюсь», — хотел сказать Сергей, но промолчал и погладил Марковича по руке.
Они остались вдвоем.
— Сапоги снимать? — спросил Сергей.
— Ладно, только покрепче приспособь их, а то после не найдешь.
Несколько мгновений слышалось тихое сопение — они разувались.
— Ну что, полезли?
Берег был невысокий, но крутой и скользкий. Как ножом ударило — ноябрьская вода коснулась голой, разогревшейся в сапоге ступни. Сердце заболело. Ужасное чувство, взвыть хотелось, когда вода струйками заливалась в штаны. А страшно не было. Сделали несколько шагов, бедра стянуло железным поясом. Пахарь брел впереди, осторожно расталкивая воду. Берег исчез. Сергей подумал, что, не будь Пахаря, он бы сразу потерял направление и бродил бы по реке параллельно берегу. Дно было отвратительное, холодное, липкое, затягивающее. Не было конца пути. Справа раздался всплеск. Пахарь очень тихо выругался. Сергею казалось, что он вмерз по пояс в лед. «До весны так и простою». Он лязгнул зубами так громко, что, вероятно, австрийские часовые насторожились... Шумные обильные капли падали на воду — очевидно, дно начало повышаться. Наконец они увидели берег, — он едва отличался от воды; так отличаются вечером темно-синие чернила от черных.
На берегу они присели, чтобы вода бесшумней стекла с них.
— Есть, значит, брод. Теперь скорей назад! — проговорил Сергей.
Пахарь минуту помолчал.
— Знаешь что: ты подожди меня, я дальше проберусь, — сказал он.
Сергей сказал:
— Вместе, нет уж, вместе...
Они полезли в сторону австрийских окопов. Здесь, на чужом берегу, чувство силы не покинуло его, а возросло еще больше. Они уже сделали то, что требовалось от них, и теперь, решительные, действующие, когда десятки тысяч спали, ползли к австрийским окопам.
Страшное волнение росло. Внутри у Сергея все трепетало. Это был удивительный миг: с остановившимся дыханием он увидел, как Пахарь подполз к самому австрийскому окопу, приподнялся и заглянул.
Ночное небо, казалось, тихо ахнуло, потрясенное дерзостью солдат.
Сергей приподнялся на руках. Пахарь повернулся к нему, лицо его было в нескольких вершках от лица Сергея.
— Пусто, ушел австриец, — сказал он и захихикал тоненьким, детским голоском.
Их давно уже ждали на правом берегу. Они шли обратно, стуча зубами. Задыхаясь от волнения, рассказывали, как прошли к австрийским окопам.