— В своем, значит, имении, — сказал кто-то.
— Забота помещикам, — сказал Порукин. — То ли дело нам: кругом своя земля. За мной небось баба не приедет.
— Да, простору много, — сказал охрипший солдат и обвел рукой вокруг, — тут всю Россию уложить можно,
— Ну, Россию не уложишь.
Писарь приблизился к Сергею и сказал шепотом, чтобы не слышали солдаты:
— Приехала с ней провожатая — прислуга, должно быть; здоровая баба... Так Солнцев всю ночь с ней, — мне-то слышно, рядом ведь я с офицерской; а там ротный пришел, пьяный, — и сразу к ней. А она ни в какую: по желаю — и все. До утра у них была комедия, прямо ужас,
* * *
— Гляди, идет! — испуганно сказал кто-то.
Все оглянулись, а Порукин торопливо, надвинув фуражку, начал выбрасывать из ямы землю, точно работник, завидевший хозяина. Вдоль пустой деревенской улицы, медленно щупая носком землю, шла полная женщина и шубке и в высокой шапочке из серого каракуля.
«Шляпа как у мамы», — подумал Сергей и тряхнул головой. Тяжелые мысли ни на минуту не оставляли его. Может быть, от них и болела так невыносимо голова. Поглядев на эту хорошо одетую женщину, он вдруг почувствовал прилив тоски — ему захотелось в Киев, к Олесе, увидеть мать... Скоро и он ляжет убитым, и мать в такой серой шапочке приедет искать его тело вот в такой же полуразрытой яме.
Сергей пошел навстречу женщине, споткнулся, от смущения ускорил шаги, побежал. Она, видимо, испугалась, быстро подняла вуаль с лица,
— Разрешите, я помогу, вам трудно здесь ходить, — задыхаясь, сказал Сергей.
Она оперлась на его руку, и ему было приятно прикосновение ее шубы, мягкой замшевой перчатки; он вдыхал запах, шедший от нее, — как не походил он на окопный солдатский дух. Это была женщина лет пятидесяти, холеная, упитанная, с белым неподвижным лицом. Голос у нее был глухой, негромкий, сонно произносящий слова.
— Вы не знали моего сына? — спросила она.
— Нет, я ведь из пополнения.
— Уже раскопали? — спросила она.
— Сейчас, вероятно, кончат. Я бы вам советовал лучше обождать.
Она не слышала его слов. Полуоткрыв рот, с выражением ужаса и жадного внимания она смотрела на солдат, выбрасывавших землю из ямы.
Солдаты, стоявшие вокруг, сняли фуражки и папахи, когда она подошла к могиле.
Она обошла вокруг ямы, остановилась возле креста.
У Сергея дрожали губы, он сдерживался, чтобы не заплакать. Вид солдат с обнаженными головами растрогал его. Он увидел галицийское небо и галицийскую землю. Небо, и земля, и шинели солдат, и кресты, и деревенские постройки — все было серым. «Вот она, жизнь».
Женщина нагнулась над краем ямы и сказала: