— Тебе нужно возвращаться в институт?
Я приставляю ладошку ко рту. Дышу.
— Уже не нужно, — говорю я, и он смеется.
После шестой он заказывает еще по четыре. Тетка сияет ему, как северное сияние. (Как Большая Медведица — звезде.)
Я люблю соленые сушки и жую их, не останавливаясь.
— Ты когда ел последний раз? — спрашивает Марек и смотрит на свои плоские модные японские часы.
— А что?
— Поедем пообедаем в «Национале», а потом заедешь ко мне. Ты же совсем раздет. Эти замшевые сапоги ты купил у меня два года назад. На Западе никто не носит ничего два года.
— Я люблю Восток!
Он рассмеялся от неожиданности.
— Поехали, поехали!
— Мне нужен мой консультант, я не могу без моего советника!
— Я ее знаю?
— Нет, я ее никому не показываю, никуда не вывожу.
— Держишь в клетке? Такая красивая или страшная?
— Я себя держу в клетке: подальше от нее.
— У вас в России все со страстями.
Опять мне кажется… — что мне кажется. Я отпиваю из кружки.
— А у вас?
— У нас это просто е…я зовется. Иногда это перемешивается с феллацио.
Он смеется, мы чокаемся кружками. Начинается дождь.
— Где твой консультант сейчас?
— На лекции.
— Переступил свой закон: где живешь…
— Она на лекции в соседнем институте.
— A-а! Во сколько ты заедешь?
Я считаю.
— Через полтора часа.
— Только, пожалуйста, я не хочу, чтобы ты в дождь ездил ко мне на общественном транспорте.
Он отстегивает самую большую купюру, я поднимаю руку.
— Потом сочтемся, потом сочтемся! Я знаю, ты не принимаешь подарки. Гордая душа!
Он роняет бумажку на стол.
— Мусор, а ты так серьезно это воспринимаешь, — и поворачивается, чтобы уходить.
— Спасибо, Марек, — слегка растянуто говорю я. Он даже не поворачивается, для него это вообще не эпизод.
— Приходи еще, ласковый ты мой, — воркует голубка из ларька, я даже не представлял, что у нее такой голос быть может.
Я качаюсь и думаю, что уходить и оставлять две кружки не выпитыми может только человек, не родившийся в России. Но я родился в России! И не хочу, чтобы отчизна презирала меня. «Надо сходить и выпустить из себя выпитое», — думаю я.
И вдруг слышу:
— Алеша…
— Что ты здесь делаешь?
— Искала тебя.
— Или следила за мной?
— Что ты, что ты…
— А кто тебе разрешил искать меня?
— Никто. — Черный платок с вышитыми цветами не дает падать дождю на ее причесанную голову.
Она смотрит в мои глаза:
— Алешенька, по тебе дождь течет, ты мокрый…
— Вон отсюда, — говорю пьяно я. И вдруг она чувствует, что я «мягкий», и виснет на шее.
— Алешенька, я так истосковалась по тебе.
— Истосковалась или истаскалась? — спрашиваю я.
— Я никуда не таскаюсь, — говорит она серьезно. — Все дни жду твоего звонка.