— Скажите, в котором часу это все происходило? — спросила следователь.
Лео неуверенно оглянулся по сторонам.
— Около восьми. Вылет был в полдень. Мэделин, кажется, приехала около восьми. Я не ожидал ее так рано.
— Почему же?
— Я не знал, когда она приедет.
Она снова взяла его за руку и повела в спальню. Они снова легли на кровать, и она обняла его, привлекла к себе, ввела в себя. На этот раз, в отличие от первого, не было никакой дурацкой возни, никакого стыда. На этот раз он удержала его внутри, взрываясь сладкой болью; он взорвался тоже. Это было маленькое чудо природы. За спиной тарахтели клавиши. «Вот так, — прошептала она ему. — Вот так…» Он ощущал ее дыхание, ощущал этот крохотный воздушный импульс столь же явственно, как слышал слова. «Вот так, — сказала Мэделин. — Теперь ты меня полюбил».
— Во сколько вы покинули здание?
— В начале одиннадцатого. Я помню, мы спешили. Я поторапливал Мэделин, потому что мы опаздывали. Я думаю, быть может…
— Что вы думаете?
А что он думал, в самом-то деле? Он думал, что, быть может, это он ее убил.
— Я думаю, она хотела, чтобы это случилось.
— Что — это?
Лео разозлился, повысил голос:
— Чтобы я опоздал. Чтобы я пропустил свой самолет. Я думаю, Мэделин, возможно, хотела, чтобы я опоздал на самолет.
А потом — поездка, внезапная перемена настроения: вместо маленького, личного триумфа — тишина, отчуждение. В пути она почти не разговаривала, равно как и в аэропорту; молча стояла рядом у регистрационной стойки, пока у него проверяли билет и паспорт; без всякого выражения на лице провожала взглядом, когда он прошел через рамку металлодетектора и скрылся за телеэкранами.
— Больше я ее не видел.
— В котором часу это было?
— Около одиннадцати. Я точно не помню, но примерно в одиннадцать. Может, четверть двенадцатого. Мы опоздали на регистрацию.
Клавиши перестали тарахтеть. Принтер зажужжал и наконец выдал четыре страницы машинописного текста. Лео прочел эти слова, являвшиеся лишь скелетом того утра, жалким подобием реальности, бледной тенью присутствия Мэделин в квартире рядом с ним, когда ее тело находилось над его телом, а его мысли вкладывались в ее мысли, точно в заготовленный конверт. «Она трахалась с другими мужчинами», — сказал Джек.
— Мне придется попросить вас сдать паспорт, мистер Ньюман, — сказала следователь, подписывая протокол. — Вы не имеете права выезжать за пределы страны до тех пор, пока не закончится предварительное расследование.
Холл министерства представлял собой совокупность мраморных плит и травертина. Атмосферой он напоминал зал ожидания. Та же движущаяся толпа: кто-то одержим определенной целью (успеть на поезд или на судебное заседание), остальные праздно шатаются в ожидании развития событий. Ощущалась некая беспорядочность, случайная связь незнакомых людей, собранных воедино надменной, насмешливой дланью судьбы.