А ещё удивила — ляпис-лазурь. Густой, насыщенной, глубокой синевы краска — такой краской, верно, кроют небеса.
— Дорого стоит, ох, дорого! — заметил Дёма. — На вес золота, а поди и дороже… А ты думал? — поймал Дементий удивлённый Глебов взгляд. — Из бадахшанского лазурита, редкостный камень. Из-за моря везут, с востока. — Он прикрыл узорчатую крышечку из луба, и заключил важно. — Туто — целое состояние, в коробьях этих! — глаза у Дёмы блестели.
«А ещё ведь в них, в этих лубяных коробейках, — красота лежит», — подумал Глеб. Он вспомнил сияющие нетронутой белизной стены собора, готовые впитать, вобрать в себя все эти краски, и робко спросил Дёму:
— А когда собор расписывать начнут?
— Когда Ондрей скажет, — нахмурясь, кратко ответил тот.
Отец Варсонофий теряет аппетит
Посреди чисто выметенного, просторного владычного двора, стоял отец Варсонофий. С кислым лицом стоял. Издалека углядев тучную фигуру ключника в долгополой рясе, служки пугливо спотыкались; пробегая мимо жались к стенкам. Невысокий, оплывший, рано полысевший Варсонофий, несмотря на неказистую внешность, наводил трепет на здешнюю братию. А ныне — и уж который день — был он особенно не в духе.
* * *
Когда по велению самого великого князя Василия Димитриевича затеяли по новой храм Владимирский расписывать, ключник возрадовался. Как же — дело богоугодное, важное. Давно пора было, ещё покойный митрополит Киприан собирался, да не успел. Помер, царствие ему небесное.
Да, дело нужное. Ведь Владимирский-то собор [4] — главный храм Залесской Руси. Здесь покоился прах великих князей владимирских, здесь венчались на княжение великие московские князья. Не можно такому храму стоять в запустении и небрежении, храня следы очередного разбойного нашествия! Большое дело, великое!
Значит и расходы предстоят не малые. А где расходы большие — без потерь да недостач не бывает. Да опять же, всегда есть на что списать, ежели что… Уж тут Варсонофий многоопытен был — дело делом, но надо ж и себя не обидеть. Для того ключарь во все тонкости входил, во всё вникал, всем интересовался.
И теперь вот никак не мог уразуметь — отчего до сих пор стоит работа, хотя всё давным-давно для приезжих мастеров приготовлено?
С прошлого года готовились. Известь для обмазки стен взяли какую положено — старую, выдержанную. Ещё с того лета поливали её в специальных корытах-«творилах» водой, чтобы вышла вся «ямчуга»: похожий на ледок ямчужный налёт снимали подмастерья особыми совками. Перезимовала известь, заботливо укрытая рогожами, проморозилась. С нынешней Пасхи вновь её водою поливали, толкли в продолжение нескольких недель. Стал раствор отменно податливым, однородным, похожим как густую сметану.