Время — идёт. Середина лета уже! Успевать нужно, до холодов успевать. Того гляди князь Василий Димитриевич гонца пришлёт, поинтересуется — как роспись продвигается, ладно ли выходит, нет ли. А стены — всё белые.
Ключник потел, об этом думая. И руки — дрожали. Избави Господи от княжьего гнева! Деньги артельным уж вполовину заплачены, а храм и на треть не расписан. И кому головой отвечать? Вот то-то, что ему первому и достанется… на орехи.
А тут ещё расстройство — «яичные» деньги пропали! Известно, иная краска и для стенописи на яйцах творится — для прочности, для вековечности.
Яйца в корзинах — отборные, свежие — по уговору поставят в срок, только заплати. А кошель с отложенной на то деньгой — исчез, как не было. Вот так. Сбережёшь себе копеечку разумным толковым расчётом, а тут — на тебе! Непредвиденный расход.
На кого думать? Да на кого хошь!
И ключник покосился на пробежавшего мимо паренька, на днях прибившегося к артели после ухода Кондрата. Глебом крещён, вроде… Тоже неясно, что за гусь…
Проводив мальчишку подозрительным взглядом, отец Варсонофий тяжело вздохнул. Нынче вокруг собора и владычных хором — проходной двор. Много народу лишнего шляется. А может, и правда, из своих кто…
Только не пойманный — не вор.
Аксютка шла и плакала от обиды и боли.
Он подставил, а она упала. Нога у него — ого, длинная. Подставил. Смешно ему. Обижает длинноногий Аксютку. Всегда обижает. Зачем? Бежала, спешила догнать. Увидела издалека — того, хорошего. Тот Аксютку не обижает. Из крапивы достал.
Играет с ней иногда, улыбается, смотрит на неё и губами шевелит. Медленно-медленно — ждёт будто, что поймёт его Аксютка. Аксютка и так понимает, кто добрый, а кто — вредный…
У которого нос картошкой — тот ничего, тот не вредный. Потому и с хорошим дружит. И за Аксютку вступился. Побил его за то длинноногий. Сильно побил, нос расквасил.
Аксютка всхлипывает, ладонью размазывает слёзы по щекам. Жалко ей того, побитого, и себя жалко… И длинноногого жалко, что он такой вредный. Вредность — она же как хворь…
Только чего длинноногий ногу подставил? Зачем? Запнулась. Об камень — больно. Коленка теперь болит. Охромела Аксютка… И нос — не дышит. Когда ревёшь много, всегда так. Это Аксинья хорошо знает.
Прогнали. Куда пойти? На берег побрела — где первый раз купались. С тем, с хорошим.
А он — нашёл её, хороший-то. Тоже к реке прибежал.
* * *
— Вот ты где, Аксинья! — Он тронул девочку за плечо. — Не плачь. Смотри, что покажу!
Глеб выставил растопыренную руку, так что на прибрежном песке стала видна её чёткая тень.