Они вышли из кафе. На город давно спустился синий вечер, пропахший бензином и дождём. В прорывах тёмных облаков холодно светилось зеленоватое питерское небо.
— Если держишь человека за руку, нырнёшь вместе с ним. Если, конечно, вы оба — хронодайверы.
— Так я — хронодайвер?
— А то! Как тебе удаётся так ловко возвращаться, ума не приложу. Этим летом был у нас в учебной команде один парень, за две недели ежедневных тренировок так толком и не научился обратно попадать. Нырял хорошо, прицельно, а обратно — ну никак… Отдохнём немножко?
Глеб с готовностью остановился у какого-то магазинчика с высоким крыльцом. Поставил согнутую ногу на ступеньку, на коленку пристроил икону.
— Я всё думаю — может помочь ему как-то можно было, греку-то, жизнь ему спасти? Да только испугался я, обратно захотел. Какой я после этого морской офицер?! Эх, был бы у меня автомат, я б их!..
— Хорошо, что автомата не было, — вздохнула Луша. — Знаешь, любой бы на твоём месте испугался. Ты попал в Историю случайно, и совсем не был готов встретиться с нею лицом к лицу. Она не всегда такая добрая, какой была к тебе в первый раз… И вообще, не нам менять прошлое. Как вышло у наших предков, так уж вышло. Мы за прошлое не в ответе, мы же из другого времени. Мы с тобой — в ответе за будущее!
— Не грусти. Ты пока и не офицер никакой. Но — будешь, — уверенно добавила она.
И они зашагали дальше.
Сияли вывески. Мимо текли два потока автомобильных огней — белый навстречу, красный — прочь, в гудящую моторами бесконечность Невского проспекта.
Луша вдруг замедлила шаг. Остановилась, глядя на Глеба с таким видом, будто хотела что-то спросить, но не могла сразу решиться.
Он удивлённо замер, развернулся к ней лицом. На золотых пуговицах его шинели прыгали, дрожали красные отсветы.
— О чём ты думаешь, когда обратно возвращаешься, что себе представляешь? Училище? Комнату на Васильевском? Итальянскую?