Я встал рядом с отцом и стал смотреть, как умирает церковь, удивляясь про себя, как много может означать одно-единственное здание. Эта церковь была Джентри, как и Натали была Джентри — символ города, особенное, любимое существо, представляющее собой всех остальных.
С невыносимой нежностью к ним, я смотрел на дымящуюся церковь, на догорающее здание воскресной школы.
Эти здания были построены, чтобы противостоять стихийным бедствиям и грозному вмешательству Божию. Для этого по углам крыши установили два громоотвода, еще один был закреплен на шпиле, и вот как раз туда ударила молния. Удар пришелся в точку на расстоянии шести дюймов от верхнего громоотвода. Получается, молния обогнула металл, что было совершенно не характерно для нее, зато чертовски характерно для другого вмешательства.
Я повернулся спиной к дыму и хаосу, к накрытому простыней телу Дженны и к моему убитому горем отцу и зашагал в сторону шлакового отвала.
На Конкорд-стрит вода бурлила в переполненных канавах, ливневые стоки были забиты палой листвой.
— Мэки! Мэки, постой! — Карлина бежала по тротуару мне навстречу. Она была в пальто, голова повязана шарфом.
Дождь, больше похожий на туман, в свете фонаря падал мелко и косо. Капли срывались с подола пальто Карлины и разбивались у ее ног.
— Куда ты? — спросила она, останавливаясь под фонарем.
— А ты как думаешь? Хочу спросить у Морриган, какую, черт возьми, радость ей доставил поджег общинной собственности! Церковь сгорела, Карлина! Вся, целиком, ее больше нет!
Карлина закрыла руками лицо, сгорбилась.
— Все не так, как ты думаешь! — И снова: — Все не так!
— Тогда скажи мне, как! Что случилось? Это вы подожгли папину церковь?
— Мы не монстры, Мэки. Мы этого не делали!
Сейчас ее лицо было до странности невзрачным, и я снова поразился тому, как сильно она отличается от своего сценического образа. Карлина Карлайл была вся соткана из искусственного дыма и разноцветных огней. А эта новая, стоявшая передо мной, женщина была загадочна и тиха.
На улице стояла духота, воздух был горячим и спертым.
— Кто — мы? — спросил я устало, как будто мне стало все равно.
— Мы не любим имена. Когда ты называешь что-то по имени, то отнимаешь часть его силы. Имя становится известным. В разное время они называли нас по-разному — добрыми соседями и малым народцем. Серым народом, старым народом и просто другими. Духами, призраками и демонами. Но при этом они ни разу не назвали нас нашим именем. Мы — никто.
Прошла целая минута, прежде чем Карлина снова заговорила, и когда это случилось, я не узнал ее голоса.