— Почему бы тебе не присоединиться ко мне, Росита?
— Присоединиться? — спросила она в изумлении, потом покачала головой. — Ох, нет, сеньор, мне не разрешать сидеть за один стол с хозяином.
— Как долго ты здесь работаешь, Роси? — спросил он, поймав ее руку и проводя большим пальцем по запястью.
— Уже больше два года, сеньор. — Голос ее дрожал, пульс под его пальцами бешено колотился, и она нервно оглядывалась.
— И ты ни разу не ела за этим столом? — Она молча покачала головой. Он одной ногой зацепил ближайший стул и подвинул его. — Тогда, наверное, самое время, а? — Она медленно и неохотно села, положив судорожно сжатые руки поверх белого фартука. — Вот, попробуй, — сказал он, беря паштет своей вилкой и поднося к ее рту.
Она послушно открыла рот и попробовала. Француз-повар орлиным взглядом следил за ней, так что ей никогда не доводилось пробовать ничего из тех изысканных блюд, которые она подавала к столу. Ее глаза расширились, когда она ощутила изумительный вкус паштета. Сердце готово было выскочить из груди. Когда они доели паштет, Уэйн настоял, чтобы она отведала жареного фазана и лимонного шербета, такого холодного, что у нее занемели щеки. Она весело рассмеялась, изумившись тому, насколько быстро хозяйский сын сумел заставить ее почувствовать себя раскрепощенной. Она решила, что он удивительно добрый человек.
Это был самый замечательный вечер в ее жизни. Она была тайно влюблена в Уэйна с тех пор, как его увидела. Пока все суетились вокруг маленького Генри, Росита с тоской взирала на одинокого и задумчивого Уэйна, который казался в доме посторонним. Ей всегда хотелось любить его, нежно обнять, пожалеть, потому что ее доброе сердечко чувствовало, что он глубоко несчастен. Но она никогда и не мечтала, что он ее заметит. Теперь она пила вино, голова немного кружилась. Она отказывалась, когда он снова наполнил ее бокал, но он так мило настаивал, что она выпила. Добрая католичка, воспитанная церковью, Росита понимала, что ей не следует оставаться с ним наедине. Но она не могла уйти. Он так красив, так внимательно ее слушает. И разве один вечер за столом, пара бокалов вина и несколько поведанных ему секретов такой уж большой грех?
Уэйн поставил пластинку с медленным вальсом Штрауса и пригласил ее танцевать. Она сразу же насторожилась, но, когда он встал, нежно улыбнулся и протянул к ней руки, не смогла устоять. Пока они танцевали, Уэйн зарывался лицом в ее волосы, щекой ощущая их шелковистость. От нее пахло розами и мылом, о чем он ей и сообщил. Ритуал соблазнения был для него настолько привычным, что он выполнял его почти механически.