Кровавая Мэри (Каневский) - страница 22
— Слово своё он сдержал?
Давид улыбнулся.
— Если бы всё начало валиться, он бы примчался ко мне с акциями в зубах… А пока я и так пахал, пока всё шло хорошо… — От улыбки его печальные глаза повеселели, будто в них зажглись маленькие фонарики. — А где вы видели предпринимателя, который держит своё слово, когда дела идут хорошо?..
— Так надо было работать плохо.
Давид виновато пожал плечами.
— Не умею.
— А почему не ушли! Неужели ваше самолюбие не страдало?
Не отвечая, Давид подошёл к бару.
— Что вы пьёте?
— Всё. Но предпочитаю коньяк.
— Наши вкусы совпадают — Вынул бутылку и два фужера, поставил на журнальный столик. Налил в оба фужера. Сел напротив, отхлебнул, в глазах опять зажглись два фонарика. — Я вам сейчас открою одну истину: в евреях во все времена убивали чувство национальной принадлежности и собственного достоинства.
Осталось только чувство самосохранения — оно и спасает. — Фонарики погасли, и он снова вернулся в гетто. Негромко произнёс. — Он бы меня никогда живым не отпустил — я слишком много знаю.
Борис сделал последний глоток и оценил.
— Хороший коньяк!
— Французский, настоящий. — Он долил гостю.
— Вы любите деньги?
— Я их уважаю — они мне очень помогают.
— В чём именно?.. Ездить на курорты, покупать дорогие вещи, менять женщин?..
Пропустив мимо язвительность вопроса, Дуклер спокойно пояснил:
— Я купил домик на Можайском шоссе, километрах в тридцати от Москвы, в подвале построил бункер, с железобетонными стенами, перекрытием, с автономным электричеством, с очистителем воздуха…
Борис искренне удивился:
— Зачем это вам?!..
— Это не для себя. Человечество стремительно движется к самоуничтожению, грядёт атомная война… Я попытаюсь сохранить там своих близких или хотя бы продлить им жизнь… Периодически обновляю запасы продуктов, воду…
— У вас есть семья?
— Была жена. Не самая верная. Пела в каком-то эстрадном коллективе. Много ездила. Возвращалась, награждала меня триппером и снова уезжала. Я терпел и прощал. Но однажды ночью проснулся и вдруг осознал: рядом лежит чужая женщина! Встал, забрал электробритву и уехал к маме… Потом произошла наша встреча с Бурцевым, я ему понравился — с этого и началось.
— Вы живёте с мамой? — спросил Борис.
— Она год назад умерла. Отец служил в армии, я его не помню — я был ещё ребёнком, когда он погиб на каких-то учениях. Живу один, в основном, здесь, в офисе.
— Так для кого же бункер?
— Есть, есть дорогие мне люди.
Борис обвёл взглядом копии известных картин, которыми были увешаны все стены кабинета.
— Вы любите живопись?
— С детства. Дед приучил. Он был маляром, и сам немножко рисовал. раскрашивал потолки… Что-нибудь заработав, покупал мне альбомы репродукций. Пока я не научился читать, он мне пересказывал содержание, правда, на идиш, но в доступной форме… — Дуклер подошёл к картине «Иван Грозный убивает своего сына». — Например, эту он объяснил так: «Фатер — трах, киндерах!»…