– Вполне. Мне тоже было приятно с тобой работать. Жаль, что кое-кто верит слухам больше, чем своим глазам…
Живодер хмыкнул – ну да, как же, так и поверю этой оскорбленной невинности! – и отключился.
Стас еще с минуту глядел в черный экран. Весело…
Чертовщина какая-то!
Все одно к одному. Сначала смерть Старого Лиса. Потом Рубаков, этот преемничек, тупой до безобразия. Друзья Арни, которым позарез нужен секвенсор, который даже Прапору не достать, по крайней мере, за разумные деньги.
Теперь еще и главный работодатель дал от ворот поворот. И где-то в доме завелся жучок… Дьявол!
Что за дела? Теряешь хватку, Крысолов?
Стоп. Стоп, стоп, стоп. Надо просто успокоиться.
Ну-ка, расслабились и перестали все валить в одну кучу. Маловато лет еще для того, чтобы хватку терять. Просто наложил ось одно на другое. Раз в год и три мины в одну воронку падают…
Стас медленно втянул полную грудь воздуха, так же медленно выдохнул. И еще раз… И еще… Ни о чем не думать, только воздух, втянуть, медленно, и выдохнуть, еще медленнее… Пять… шесть… семь…
Вот так. А теперь подумаем еще раз. Трезво. И с самого начала.
Итак, что мы имеем? Рубаков. Друзья Арни. Живодер. Жучок.
Пожалуй, жучок свое уже отыграл. Сейчас проверим лестницу, делов-то. Эту проблему можно не считать.
Уже лучше, осталось всего три: Живодер, “друзья” Арни, Рубаков.
Или, если конкретизировать: нет работы; кремлевские крысы скоро могут перестать служить защитой; два дня до звонка из КГБ от Рубакова. До момента, когда надо будет принять окончательное решение, что делать. Бежать без оглядки, похоронив память о Крысолове. Или уходить в подземную Москву, чтобы затаиться там и переждать весну и лето.
Но это если удастся договориться с друзьями Арни. А они пока не торопятся звонить…
Откуда-то из-за кресла вылез Серый. Прошелся по комнате, лениво помахивая руками, остановился перед Стасом. Пригляделся.
– О-у-а?
– Да, иногда жизнь – полное дерьмо, – согласился Стас.
Впрочем, обычно, если приглядеться – то жить можно. Надо приглядеться.
Стас вернулся в ванную. Включил кран, сполоснул лицо водой, выдавил немного пены и продолжил бриться.
Надо держать себя в руках. Когда все валится из рук, любая мелочь может вырасти до проблемы. Когда начинает казаться, что весь мир против тебя, поневоле начнешь забиваться в угол. Можно наделать немало глупостей…
Надо взять себя в руки. А что способствует этому больше, чем женское общество?
Хотя дело-то не только в абстрактном женском обществе… Еще какое-то странное чувство. Холодок в груди, словно падаешь в пропасть. И вместе с тем – что-то притягательное… Какое-то совершенно дурацкое чувство, насквозь противоречивое. Что-то сродни детскому желанию поскорее расшатать чертов молочный зуб, когда снизу режется коренной. И больно, а все равно давишь на зуб языком и не останавливаясь раскачиваешь, раскачиваешь его, морщась от боли…