А мне —уже не до сна. Не ровен час, опять встанет. Еще с детьми что-нибудь сделает. В общем, утром пришел Леха Кирсанов. Так он меня и нашел — сидящим рядом с ней на стуле. А она спит — как ни в чем не бывало. Хорошо так спит — сама как ребеночек. И будить ее не хочется. Леха хотел, но я не позволил. «Пусть, говорю, сил наберется». Все-таки двойню родить — это не картошку полоть. Это самое, главное и самое трудное бабье дело. Ну, Леха ушел пока. Говорит, вернусь к обеду. Ладно. А я тем временем девочек осмотрел. Хорошенькие, крепкие девчонки. Все как положено. И такая нежность меня вдруг охватила, словно сам рожал. Поверите, половину Горной Долины принял, а ни к кому такой нежности не испытывал. Они мне сразу очень понравились. Ну, малышки тоже спят. А мне вдруг в голову пришло тот сверток осмотреть, что у нее на груди лежал. Я давай вспоминать: куда это его вчера впопыхах закинул. Нашел. В углу рядом с автоклавом.
Я уже говорил, что завернут он был в тонкую-тонкую кожу. Такой в магазине не встретишь. Выделка какая-то особенная. Разворачиваю. Знаете, что там было? Тетрадь.
Толстая тетрадь в черном кожаном переплете, скрепленном шнурком. На обложке — надпись. Крупными золотыми буквами, наполовину стершимися: «История Горной Долины». Сел я в уголок, думаю, сейчас почитаю. Открываю. Не тут-то было. В тетради какие-то карты, схемы. И ни одной понятной буквы. Шифр. То есть там вообще букв не было: значки, вроде иероглифов. Отложил я в сторонку эту тетрадь. Ничего, думаю, может, проснется моя лунатичка, объяснит. Завернул все, как было, и положил рядом с мамочкой.
Сижу я рядом с ней на стуле. Сижу и понимаю, что я даже имени ее не знаю. Свалилась она на меня, как снег на голову: это я тогда так думал. А потом оказалось — не как снег. Как кирпич.
Задремал я слегка. Проснулся от того, что почувствовал: кто-то на меня пристально смотрит. Открываю глаза и вижу: лежит она и глаз с меня не сводит. Только взгляд напряженный. Настороженный. Недобрый взгляд.
«С добрым утром! — говорю. — Вы находитесь в больнице Горной Долины. Меня зовут Валентин. Валентин Николаевич. Можете — если вдруг сочтете возможным — звать меня просто Валя. У вас родилась двойня. Две девочки. Вы помните?» Она молчит, как в рот воды набрала. Ну, я спрашиваю: «Как вас зовут?» Молчит. Только глазами сверкает. «Ничего, — говорю. — Сейчас я вас покормлю». И вспоминаю, что есть-то нечего. Я за всеми этими хлопотами про еду и думать забыл. Хорошо, Лиля Кирсанова пришла. У Лехи голова хорошо работала. Он жену и послал.