— Анастасия Ивановна, — глаза девушки вдруг наполнились слезами, и плечи задрожали, — ОН уже близко, я знаю… — Черты лица ее исказились, словно она увидела перед собой нечто ужасное. — Скоро ОН опять придет…
Баженова в сердцах всплеснула руками, осторожно открыла хилую калитку, болтавшуюся на одной петле, и в два стремительных прыжка оказалась рядом с Леной. Со стороны было забавно наблюдать, как дородная приземистая тетка обхватила хрупкую девушку и уткнула ее голову в свою пышную грудь.
— Господь с тобой, Леночка, дорогая моя! Да откуда же ему взяться, Антихристу такому? Не придет он больше никогда. — Она понизила голос до шепота и сказала Лене прямо в ухо: — Нешто мертвые могут оживать? Ты что, девочка? Оставь ты эти мысли. Давно тебе уже говорила: переезжай к нам — места на всех хватит. Ну? Хоть поспишь спокойно. Мы тебя в обиду не дадим: у Кирилла-то, знаешь, какое ружье? А у Васьки — рогатка, только куда он ее прячет, стервец, ума не приложу…
Последнее замечание слегка оживило девушку. На бледных губах мелькнула мимолетная улыбка, озарившая ее измученное лицо. Мелькнула и тут же исчезла.
— Я не могу… — Баженова почувствовала, как по ее могучей груди потекли холодные слезы. — Я не могу, Анастасия Ивановна… Я должна быть здесь…
— Ну что тебе здесь делать? Доходишь тут одна… Заживо себя хоронишь в этом доме… Видела б тебя мать, разве бы она одобрила?
Баженова поздно спохватилась. Она уже знала, что за этим последует. Она столько раз ругала себя на чем свет стоит, кляла за несдержанный язык, который всегда оказывался быстрее мыслей, но она говорила искренне, и сейчас эти слова про Ленину мать вырвались совершенно случайно, мозг не успел загнать их обратно за высокий забор, на котором огромными буквами было написано: «НЕЛЬЗЯ».
Лена мягко, но решительно освободилась из ее объятий, проскользнула, как тень — как БЕЛАЯ тень, — в узкую щель между дверью и притолокой и щелкнула изнутри засовом.
Баженова осталась одна. Она знала, что стучать, требовать, просить, чтобы Лена открыла, — все бесполезно.
Анастасия Ивановна постояла на крыльце, неловко переминаясь с ноги на ногу. Разговор, оборвавшийся — как почти всегда это случалось с Леной — внезапно, тем не менее требовал завершения. Логической точки. Пару секунд она вспоминала, что же такого ВАЖНОГО она хотела Лене сообщить, потом вдруг вспомнила, приблизилась к дверному косяку и торжествующим тоном сказала:
— Мой-то, Кирилл Александрович, сегодня в Ковель поехал. Знаешь зачем? — Она сделала выжидательную паузу, словно давая Лене возможность спросить «зачем?», но не дождалась ни звука и сама себе ответила: — Нового доктора встречать. К нам новый доктор едет, говорят, из самой Москвы. Он тебя в два счета вылечит. Это ж надо такое: довела себя совсем девка. Тебе уж давно невеститься пора… Я-то в твои годы… — На лице Анастасии Ивановны появилось мечтательное выражение, но только на мгновение — она вовремя себя одернула и мысленно выругала за неуместность своих счастливых воспоминаний. Вот старая дура, словно кто меня за язык дергает. Баженова залилась краской, прокашлялась, будто у нее вдруг запершило в горле, и повторила уверенным голосом: