— А что там?
— Вы стоите на ваших очках.
Он подпрыгнул и стал что-то благодарственно блеять, а я все-таки свернул в коридорчик и стал спускаться по лестнице на первый этаж. Тут я наткнулся на двух типов в голубых рубашках и с черными продолговатыми жезлами в руках. Я уже знал, что так одеваются местные стражи правопорядка. У-ух!.. Не знаю, какой коварный божок из числа примыкающих к гвелльскому пантеону дернул меня шарахнуться от них, как каторжнику от пса-тиерпула, но только я попятился и, наткнувшись спиной на какую-то дверь, провалился в смежное помещение — ибо дверь распахнулась. Я рухнул в груду каких-то грязных тряпок. Их было навалено столько, что они образовывали курган высотой с меня самого. Впрочем, именно этот курган поспособствовал тому, что я не раскроил себе голову, не отбил спину и даже не ушибся. Я побарахтался, навьючил себе на голову чью-то несвежую простыню, а когда встал, то еще приложил недюжинные усилия, чтобы высвободить ноги из отверстия в чехле, который они надевают на подушку. Наволочка, что ли, называется…
Тут послышались приближающиеся шаги. Так и не выпутавшись из наволочки, я поскакал в дальний угол, где громоздился перекошенный шкаф с темной полированной поверхностью. Она на мгновение отразила мое лицо, растянув его по горизонтали, а потом я нырнул за шкаф. И — вовремя. Потому что в помещение вошли двое, но вовсе не местные стражи порядка, как я предполагал, а — хозяин отеля и с ним какой-то невысокий человек в темных брюках и светлой рубашке, с портфелем в руке. У него были очень смешные уши. Красные, сильно оттопыренные, закручивающиеся в трубочку, как будто еще в детстве над ним долго ставили опыты соответствующего профиля. Я мог прекрасно разглядеть все подробности его внешности, потому что напротив меня под острым углом стояло небольшое мутноватое зеркало, в котором вновь вошедшие немедленно и отразились. Ушастый сказал:
— А чего это ты меня сюда приволок? Кладовка… Что, сразу в номер нельзя? Белье сюда грязное сволокли… Дурдом.
— Так сейф с деньгами у меня тут. Твоя доля, Анатоль Петрович.
Лязгнула металлическая дверца, потом послышалось довольное мычание ушастого человека, носившего длинное и труднопроизносимое зиймалльское имя Анатольпетрович. Потом он же сказал:
— Что-то у тебя вид какой-то замотанный, Михалыч.
— Да так… есть немного… впрочем, ничего. Нормально.
Я слушал, затаив дыхание. Мне показалось, что сейчас я могу услышать что-то жизненно важное. Как показало время, интуиция и не думала меня обманывать. Ушастый спросил: