Особенно после того как узнал о смерти отца.
Не стану говорить о том, что я передумал. Первая бурная реакция сошла на нет, уступив место тупому, даже какому-то будничному отчаянию. Нет, я и сейчас не отказываюсь от своих слов… насчет того, что ОН меня не особенно-то и любил. То есть — не любил. Но сам факт, что его больше нет, что этот человек, этот исполин, по сравнению с которым я сам — букашка, недоразумение природы, мелочь, — наполняет меня совершенно невыразимой горечью. Беспорядки на Аррантидо!.. Бунт в Галиматтео! Это звучит примерно так же, как «кипящий лед» или «холодное пламя» — такая же нелепость!..
Но Генеральному Эмиссару нет смысла врать. Сначала была смутная надежда на то, что мне соврали, чтобы сломить волю; ввели в заблуждение, чтобы я не надеялся ни на что и оказал содействие следствию, сознавшись во всем, что мне инкриминируют. Но потом… Потом я осознал, что даже Генеральный Эмиссар Зиймалля не посмеет так вольно распоряжаться именем главы Совета Эмиссаров, великого и ужасного ллерда Вейтарволда, моего отца. Просто не посмеет, побоится, ведь информация о ТАКОЙ лжи имеет свойство очень быстро доходить до ушей того, кого затрагивает в первую очередь — ллерда Вейтарволда. И тогда этому Зайверру несдобровать!
Нет. Это правда. И у меня нет надежды.
Я снова и снова меряю шагами камеру. Тут холодно, но я не чувствую холода. Я сажусь на кровать, расположенную точно в центре камеры, и втягиваю голову в плечи. Как давит это громадное белое пространство! Каким ничтожеством кажешься самому себе ты — темное пятно в царстве сияюшего белого безмолвия! Глаза болят от блеска льда, подсвеченного изнутри. Меня не вызывают на допросы, меня не тревожат — и с того момента, как сюда поместили, я не видел ни одного человеческого лица. Пишу доставляют тогда, когда я сплю. Всякий раз, когда я хочу, когда жажду увидеть этого неизвестного, я пытаюсь не спать, чтобы подкараулить его. Но нет!.. Неуловимый миг — и я засыпаю, проваливаюсь в белый, сияющий, пустой сон, в забытье без сновидений, а когда открываю глаза и вскакиваю, словно меня ужалила невидимая пружина — еда уже стоит на привычном месте!.. Проклятие! Будьте вы все прокляты, скоты! Я… я не позволю…
Как же быстро ломает волю и гордость это гулкое, наполненное моими собственными фантазиями и страхами белое пространство! Я где-то внутри громадного ледового щита, покрывающего многокилометровым слоем самый южный материк Зиймалля. Надо мною неизмеримая толща древнего пакового льда, который нарастал миллионы лет. И все, что окружает меня, лучше всего помогает осознать собственную ничтожность, необоснованность моих потуг на какую-то значимость, на то, что я не такой, как все. Неправда, неправда!.. Вот отец — да, он был другой, совершенно иной. В нем — воля и духовная мощь, которая отсутствует у большинства аррантов, моих соотечественников, да и зачем им?.. Ход жизни уже определен до их рождения, сама общественная формация рая, именуемого Аррантидо, исключает необходимость что-то доказывать, чего-то добиваться. Арранты живут слишком хорошо, чтобы к чему-то стремиться, работать над собой. Мы ленивы и безвольны, мы спокойно плывем по течению, этому комфортному, субтропическому течению нашей жизни. Для нас характерны самолюбование и самомнение, с которыми мы навязываем другим народам свой уклад жизни, свои ценности. Не сомневаюсь, что если на нас нападет другая цивилизация, превосходящая нас по мощи и располагающая более совершенным оружием, мы просто не сможем постоять за себя. Каждый забьется в свой угол, и случись так, что Звездный флот, обезглавленный потерей командующего, потерпит поражение, — Аррантидо-дес-Лини конец! Мы не выживем. Первородные инстинкты, которые заставляли наших предков выживать наперекор судьбе, отмерли за ненадобностью. В нас не осталось силы, в нас не осталось тяги к развитию, к совершенствованию. Аррантская цивилизация технически слишком совершенна, чтобы человек, взращенный ею, испытывал хоть малейший жизненный дискомфорт. Жизнь не ставит перед нами неразрешимых задач, мучительных дилемм, не подкидывает нам суровую необходимость ВЫБОРА из двух зол… И все это справедливо.